Сквозь эту муть были видны там и тут оплывшие лица завсегдатаев пивной и коричневые, с резкими морщинами лица трудяг, заглянувших сюда отвести душу. У некоторых из посетителей бара был очень тяжёлый взгляд, такой, какой вызывает страх, если ты трезвый и смех, когда ты уже много выпил.
Были ещё круглые столики на одной ножке в середине зала, их было всего пять или шесть. За ними могли уместиться всего трое и тут можно было только стоять. Зато за такой стол, как наш, где сидели мы с Лойко и Ганкиным, можно было сесть лишь вдевятером.
Так получалось, что люди, часто не знакомые друг другу, знакомились именно в пивной, выпивая вместе. Мне очень хотелось, чтобы Ганкин обратил на меня внимание, ведь это знакомство, так я думал, могло мне в дальнейшем очень пригодиться. Но как – я не знал. А Ганкин на меня не смотрел, зачем я ему?
И мы просто сидели вместе, но в то же время порознь, не зная друг друга. Ганкин с Лойко в своей компании, а я в своей, один, наблюдая за тем, как люди за нашим столом смаковали пиво, курили, зажав сигарету между мизинцем и безымянным пальцем, потому что они были единственно чистыми. Другие пальцы они использовали для того, чтобы держать сигарету, либо разделывать вяленую рыбу или салаку, лежащую перед ними на газете. Говорили при этом люди друг с другом какими –то потухшими и невыразительными голосами.
Иногда где –то в середине зала, кто –то отпускал шутку и тогда по всей пивной, дробясь, как камнепад на горной дороге, глухо проносился одобрительный, разрозненный смех.
– Так вот, однажды я говорю этому Дрону, – вскинув голову на смех, ничего не поняв и подвинув к себе третью кружку, продолжал Ганкин:
– В свитере на репетицию больше не приходи, а то у нас из –за него тут скоро споры начнутся. Другой бы что сказал на это? «Ладно», и все дела. А этого элементарная просьба вывела из себя, понимаешь? «Какие, на хрен из-за шерстяного свитера могут быть споры?!», начинает орать. Я ему говорю: «да такие, из -за которых появляется плесень!». Он же его, как надел два года назад, так и не стирал ни разу!
В другой раз прошу его, как человека: «ради бога, не грызи сухари за клавишами, мышам уже от них тошно!». В среду, как сейчас помню, было дело. В четверг смотрю на клавиатуре – от ми до ля бемоль шелуха от семечек. Замучился клавиши пылесосить!
В субботу играем на танцах, прошу его утром: «только не изображай из себя, ради Бога Литл Ричарда за роялем!», вечером этот олух задирает в экстазе ногу, чтобы якобы играть пяткой, – это на японский -то синтезатор! – и ломает мне ручку высоты тона и модуляции. А тут обозвал нашего нового вахтёра Хромова, бывшего вертухая, «чилийской хунтой». Ну, тот, не зря же бывший гэбэшник, взял да и написал на него заявление в милицию: мол, оскорбили при исполнении. Еле уговорил его забрать бумагу, замучился извиняться, все связи подключил! А ещё недавно этот же Дрон при Шагине, это наш скрипач приходящий, взял и назвал его девушку Жанну «излизанной мармеладкой». Ну, Шагина ты знаешь, тоже к тебе ходит, еле растащили…У меня же от этого Дрона голова болит! Ты бы подетальней с ним, пожёстче что ли. За деньги не волнуйся. Хорошо, Беня?
Лойко кивнул.
– Вот и отлично. Да, а то делаешь этому Дрону замечание – огрызается. Начинаешь хвалить – дерзит. Мне кажется, у него тяжёлая форма нарциссизма. Скажи, это ведь лечится»?
– Конечно, – легко ответил Беня, допив третью кружку. – Надо работать.
И вот с этим знаменитейшим Дроном мне сейчас предстояло сыграть не что –нибудь, а «Дым над водой», легендарнейшую из композиций группы «Дип Пёпл»! Там, конечно, был особый басовый рисунок, которого я, если честно, до конца не знал. Как –то это прошло мимо меня. Но с такой гитарой можно было и без рисунка! Я стал играть просто ту же партию, что и соло –гитарист. Это было не совсем правильно, но зато спел я без ошибок, как мне показалось. Ни одного слова из выученного не забыл. Это меня настолько окрылило, что я показался себе великим. Настолько, что, не знаю, какая муха меня укусила, кольнул Дрона после того, как мы закончили:
– А что это ты там всё время жмёшь ногой под синтезатором? – Спросил я, имея в виду педаль громкости. Не скрою, мне хотелось примерить на себя роль Ботаника и слегка поддеть клавишника также, как делал он.
– Ты разве не знаешь? – Удивился Дрон. – Это педаль унитаза. Кто –то же должен смывать плохую музыку за такими, как ты!
Самвел и мальчуган, услышав это, начали сразу весело чесаться. Тут я понял, что такой мелкой рыбёшке как я, лучше такую акулу, как Дрон не трогать.
Клавишник подождал, будет ли продолжение пикировки, он был в форме, и поняв, что не будет, начал не спеша собираться. Самвел тоже, подождав немного, стал зачехлять гитару.
Из –за барабанов вышел мальчуган подошёл ко мне и, протянув мне руку, представился:
– Вася. Ходер.
– Лео. Арье. – В той же манере полностью представился я, пожав я ему руку.
– Слушай, мне кажется, ты немного изменил басовый рисунок в этой вещи, – тактично заметил он.