Грешным делом

– Ужас, я по уши в эликсире жизни! – Озвучила в полный голос слова Анастаса Зоя. Отсвечивая в темноте спортивной фигурой в ажурных трусиках и таком же лифчике, она встала и под наш с Цилей сдавленный смех, сексуально покачивая бёдрами, направилась в ванную.

Следом за Зоей в ванную чуть ли не вприпрыжку побежал Анастас. Циля, чтобы не видеть этого, продолжала смеяться, закрыв ладонями лицо.

– Театр наоборот, – сказал я, когда они вышли.

– Почему? – Спросила Циля.

– Ну, как, мы же на возвышении, как артисты, а они – внизу, зрители.

– А-а…

– Это нам с тобой надо было на полу лечь! – Сказал я.

Услышав это Циля, оторвав от подушки голову, возмущённо произнесла:

– Чтобы они над нами так же потешались? Нет уж!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ПОБЕГ

Не знаю, с чем можно сравнить то, как действует женщина. Возможно с тем, как слепой ощупывает слона. На хвост она думает, что это хлыст, а на хобот, что это змея. То, что мужчина воспринимает, как затруднение, женщине видится романтикой. И, наоборот, то, что мужчине видится, как выход из положения, женщине может показаться тупиком. Я не знаю, как в точности думала Циля, но то, что мы видели всё по –разному, это точно. Примерно три месяца после вышеописанных событий мы прожили спокойно. По утрам я ездил в институт, а вечером торопился на работу в ресторан.

Проблемы у нас начались ранней весной, когда в ресторане от меня поставили перед выбором работать полную смену или уволиться. Но чтобы работать полный день, для этого нужно было перевестись на заочное отделение. Однако в этом случае мне грозил призыв в армию.

Целыми вечерами мы с Цилей ломали голову, как решить проблему. Сама Циля работать не могла. Её трудовая книжка осталась в Торжке. Наконец, мы остановились на том, что я не буду торопиться с переводом на заочное. А она договорится с бабушкой, чтобы та привезла ей из Торжка документы.

Встречу с бабушкой Циля хотела назначить на Ленинградском вокзале. Поэтому я не удивился, когда однажды придя домой, не увидел там Цили. На торшере лежала её резинка для волос и, увидев её, меня это совершенно успокоило. Пару минут я бродил по квартире в поисках записки, однако её не было. И лишь открыв шкаф, и обнаружив там пустые полки, я понял, что Циля уехала. Причём без срока.

К такому повороту я был совершенно не подготовлен. Известие об уходе Цили обрушилось на меня также, как крыша храма на бедного Самсона. Придавленный тяжестью её отъезда я не мог ни есть, ни пить, ни думать об учёбе. А ведь если б я не сдал сессию, то призыв в армию был бы неминуем! Однако же понимая всё это, я продолжал не притрагиваться к учебникам. Институтские конспекты, сложенные в рюкзаке, лежали у ножки стола не тронутыми. Единственное, на что мне хватило сил, это открыть бутылку водки и влить её в себя. Алкоголь, несмотря на распространённое заблуждение, что он должен облегчить твоё положение, только ухудшил дело. Я начал бредить.

Мне вдруг стали мерещиться комариные рыла и лапки в огромном увеличении. Лёжа с закрытыми глазами, я часами наблюдал за бесконечным сплетением линий на мушиных брюшках, мохнатыми уступами лапок и так далее. Это походило на невыносимый наркотический бред. Я не думал, что уход девушки может так на меня подействовать! Поступок Цили меня раздробил! Разбил! Уничтожил! Примерно так, как орёл раздробляет панцирь черепахи, бросив её сверху. Мне хотелось двигаться, но я не мог идти.

По –настоящему я запаниковал недели через две, когда ощущение, что я её больше не увижу, обрушилось на меня также, как воды Потопа на погрязшую в грехе землю. Я по –прежнему не хотел есть, ни думать о работе. Водка не помогала. Я пил её, как воду, ощущая горечь во рту. Закуски не было. За ней мне было лень идти в магазин. Хлеб и тот кончился.

Хуже всего, что я не мог поделиться своим горем ни с кем, так как считал своё положение унизительным. Меня охватили горячка и какое- то уныние одновременно. Часами я лежал, глядя в стену, которую мы с Цилей обклеили обоями. Однажды мне пришла в голову идея послать Циле телеграмму. Эта идея так возбудила меня, что, вскочив, я побежал на почту.

В местном поселковом почтовом отделении было тихо и сонливо. К единственной бабушке за почтовой стойкой выстроилась очередь. Пять человек показались тремя сотнями. Я не мог ждать долго. На бланке, который я держал в руке, было написано: «Циля, прости! Я был не прав! Я люблю тебя! Вернись!». В адресном поле написал: Почтовое отделение Торжок, Каретовой Сесилии, до востребования. И стал ждать.