Грета за стеной

Однако когда их группа приступила к практике, ее хорошее отношение к рыжеволосому преподавателю быстро подверглось сомнению. Все занятия живописью ее группы проходили в аудитории под стеклянным куполом. Адлер не скупился на словесные подзатыльники в адрес того, какие цвета первокурсники выбирали для работы, и все время придирался к их манере накладывать краски. Не избежала этой участи и Грета. На первом занятии он едва не назвал ее бездарностью, потому что ее зеленый показался ему отвратительно скучным, а черный слишком черным, чтобы быть настоящим. Хлесткие комментарии настолько сильно задевали ее самолюбие, что Грета весь оставшийся день после занятия не вылезала из-за выдуманной стены и переваривала обиду. Она-то считала, что после нескольких лет художественной школы при академии и успешно пройденных вступительных испытаниях, знает в своем деле толк. Но со временем она привыкла к его стилю преподавания и научилась принимать каждое сказанное Тео слово как ценный совет, призывающий смотреть внимательнее и размышлять. Главный из них произвел на нее самое сильное впечатление.

Адлер крутился вокруг стенда с выставленной под яркие лампы для большего контраста светотени, натюрмортом, и, поправляя листики винограда, сказал:

— Никогда не рисуйте то, что видите. Глаза видят слишком избирательно. Всегда старайтесь вглядеться в предмет, который изображаете, заглянуть внутрь него, за него, над и под него. Вглядитесь в его суть. Изображайте не сам предмет, а его содержание, свое представление о нем.

Тогда-то Грета и увидела Мартина впервые.

До этого дня она не особенно воспринимала его как молодого человека. Ну взял отец на место Александры какого-то хмурого парня, который поселился в его кабинете за соседним столом. Говорит мало и только по делу, и в свои двадцать с небольшим выглядит юнцом рядом с остальными офицерами в команде. За время их знакомства они почти не общались. Только однажды, когда Грета в очередной раз пришла к отцу в участок, Мартин предложил заварить ей кофе.

А потом все изменилось. По-настоящему Грета увидела Мартина в субботу утром, когда приехала к отцу на выходные. Отец повредил связки на ноге на очередном задании, и ему было трудно передвигаться, поэтому его команда приезжала с отчетами о работе к нему домой. На дворе стояло бабье лето. Грета сидела на высоком стуле перед домом и пробовала в деле новый набор пастели «Artist», подаренный Свеном. Несмотря на то, что у Греты были черные волосы, природа наградила ее прабабкиной рыжей кожей, и под воздействием солнечного света, на ее носу начали проступать веснушки. Из-за них девочка считала себя уродиной. Звук захлопывающейся дверцы автомобиля заставил ее отвлечься от любования новенькими пастельными брусочками и высунуться из-за мольберта. Мимо нее, неся под мышкой тяжелую кипу бумаг и папок, по тропинке к дому шел Мартин. Солнечный свет падал ему на лицо, заставляя хмурить брови и щуриться. Грете никогда не нравились блондины, а особенно те, у которых волосы вились кудрями — они ей казались смешными, к тому же, она бы никогда не назвала Мартина Соренссена красивым, но удивительно красиво на его лицо ложились тени, очерчивая высокие острые скулы. Ресницы светились пушком на свету. А в лучах солнца его волосы горели плавленым золотом. Острый подбородок, поджатые губы — все как будто стало рельефней. Осенние светотени взбудоражили ее воображение. На мгновение Мартин замедлил шаг. Встретившись с ним взглядом, девочка смутилась, как если бы ее поймали за подглядыванием в замочную скважину, и неуверенно махнула ему рукой. Мартин, однако, на ее приветствие не ответил даже кивком, и зашагал к дому, как шел. Грета пожала плечами и отчего-то обиделась. Что ж, в академии ректор часто грешил тем же пренебрежением к окружающим. Однако картина, которую она в тот момент писала, показалась ей неполной без персонажа, и золотящиеся на солнце кудри и пушистые ресницы не шли у нее из головы. Внезапно ей захотелось увидеть его снова.

Через три недели Грета приехала к отцу на работу — его нога почти зажила, и теперь он мог ходить — в тот день они собирались в кино. Когда она вошла в его кабинет, отца не было на месте, зато за соседним столом, сгорбившись над ноутбуком, сидел Мартин. Уставший, с красными глазами. Длинные пальцы задумчиво потирали узкие губы, на столе стояла кофейная чашка. Он не сразу заметил, как она вошла, и застыл, словно пойманный за руку. Даже его пальцы замерли на подбородке.

— Я не помешаю? — спросила Грета, заглядывая в кабинет.

— Нет, — Мартин вернулся к ноутбуку.

Грета уселась на диван у противоположной стены, где сидела обычно, когда навещала отца. Здесь специально для дочери Маркус Эггер поставил небольшой столик, на котором она дорабатывала наброски для зачетов.