— Боже, какая красота, — Грета не уставала любоваться блестящими полными тюбиками и чистенькими металлическими масленками. Необязательно было быть художником, чтобы оценить этот прекрасный набор по достоинству Когда-то, когда Грета еще только поступала в художественную школу и практиковалась в умении накладывать краски, расписывая стены мансарды незатейливыми узорами, набор красок «Durer» являлся для нее пределом мечтаний, но цена на него всегда невозможно кусалась, а потому отец на зарплату полицейского едва ли мог позволить себе купить такую роскошь, тем более что мама ни дня в своей жизни не работала. Поэтому деревянный коробок из орехового дерева долго оставался для Греты лишь мечтой. И теперь ее мечта сбылась. Руки у нее так и чесались кинуться к этюднику и приступить к какой-нибудь картине.
Из форточки подул свежий ветер, и в комнату ворвался теплый запах дождя.
В дверь тихо постучали. Грета отвлеклась и положила тюбик с берлинской лазурью обратно в короб.
— Да?
Она открыла дверь. На пороге стоял Мартин и переминался с ноги на ногу Грету вдруг наполнило странное волнение.
— Меня кто-то зовет? — спросила она, давая ему войти.
— Нет.
Он протянул ей небольшой сверток, размером с книгу, обернутый алой подарочной бумагой.
— Это тебе.
— Еще подарок? — она взяла сверток. Он оказался тяжелым, — Зачем? Вы и так здорово потратились…
Она не знала, куда деть глаза.
— Это от меня.
И Грета задохнулась от волнения, будто ее стена дала трещину. Она сорвала ленту, развернула бумагу и обнаружила под этой мишурой то, что меньше всего ожидала увидеть: книгу о монументальной живописи. На плотной мелованной бумаге, с цветными иллюстрациями в подарочном футляре. Книга была невероятно красивой. Грета потеряла дар речи, настолько она не ждала такого подарка. И откуда Мартину знать, где она учится? Она лишь однажды упомянула при нем, что поступила на кафедру монументальной живописи. Ее щеки запылали пунцом.
Порыв ветра с силой распахнул окно в комнату. Удар рамы о стену выдернул Грету из какого-то вакуума.
— Я сейчас, — Грета пальчиком показала Мартину подождать, а сама, отчаянно краснея, поспешила закрыть окно. Она зашла за занавеску и высунулась наружу, подставив руку и лицо приятному прохладному дождю. Закрывая щеколды, она молилась всем богам, сама не зная о чем, а когда обернулась, Мартин стоял совсем рядом, по ту сторону прозрачного тюля. В его глазах читалось что-то, от чего Грету накрыло такой теплой волной, что она, казалось, утонет. Она поднялась на цыпочки, и ее рука сама подалась вперед. Мартин аккуратно взял ее, через занавеску, и провел большим пальцем по ее пальцам. Грету как будто током ударило. Он притянул Грету к себе и поцеловал, в щеку, также через тонкую, как паутина, ткань. Грета от волнения задохнулась. Она не заметила, как невесомый тюль вдруг исчез между ними, и как губы молодого мужчины прильнули к ее губам в теплом, нежном, пахнущем мятой и кофе, поцелуе. Всего несколько мгновений и мир вокруг Греты затрещал. Мартин осторожно отстранился, и они уставились друг на друга так, будто увиделись впервые. Он тоже не понял, как это получилось. Они стояли и молчали. Мартин поспешил убрать руки, и для Греты волшебство закончилось. Он схватился за голову, обычный жест Мартина, когда дело двигалось к катастрофе, попятился назад, быстрее, быстрее и пулей вылетел из внезапно ставшей душной комнаты, а Грета так и осталась стоять, сминая дрожащими пальцами занавеску, пылая румянцем от негодования и желания броситься вслед за ним и вернуть. Растерянная, она простояла так еще несколько минут, прежде чем прийти в себя от перевозбуждения, и спустилась вниз. Мартина в доме уже не было.
— Ему понадобилась в участок, — пояснил отец. — Будешь еще торт?
Какой, к черту, торт?
— Нет, спасибо. Я лучше в комнату вернусь.
Весь вечер и ночь неожиданный поцелуй не выходил у нее из головы. Грета поймала себя на мысли о том, что только он и был необходим ей, как воздух, все это время. И именно он был лучшим подарком на семнадцатый день рождения, и пусть все произошло совсем не так, как она рисовала в мечтах, она всей душой желала ощутить его снова. Ей будто приоткрылась дверь во что-то новое. Она боялась представить, что будет, когда они снова увидятся с Мартином. Убежит ли он снова? Или сделает вид, что ничего не произошло? Интуитивно чувствуя, что ничем хорошим это не кончится, она заделывала трещины в своей стене, но никак не хотела отпускать Мартина, и едва сдерживалась, чтобы не предаться более смелым фантазиям о том, какие сильные у него руки, и как должно быть приятно, когда они смыкаются на талии. Она больше не могла спокойно смотреть на колыхающиеся на ветру занавески.
— Чтоб тебя, Грета! — выругалась она сама на себя и накрыла лицо подушкой.