О, эти «улицы» в Анафиотика! Не существует ничего более живописного и более своеобразного! Ширина ни одной из них не превышает ширины хижины. Они постоянно кружат лабиринтом, многократно проходят внутри дворов, преобразовываясь то и дело в узкие земляные ступени или в скользкие спуски, и всегда одна часть поселка находится под ними, а другая – над ними, приклеившись, словно переводная картинка, к скале Акрополя. На этих «улицах» нет никакого транспорта, никакого городского шума. Единственные прохожие здесь – какая-нибудь бездомная собака, медленно, с потешной торжественностью прохаживающаяся курица, словно идущая с визитом малоазиатская госпожа, белый кролик с двумя большими красными бусинами вместо глаз, который пересекает улицу одним прыжком и исчезает из виду. Мужчин (все они строители и камнетесы) в поселке не было: они работали в городе. Совсем немногие женщины, которых я видел во время прогулки по лабиринту узеньких улочек, были старухи в черным платках, с морщинистыми, словно увядшая айва, лицами: они дули в глиняные жаровни, разжигая огонь, или развешивали для просушки цветастое нижнее белье все в заплатах. Когда я проходил мимо, они поднимали глаза и смотрели на меня с удивлением, почти с подозрением: чего мне было надо в их двориках?…
Эту пустынность внутри и вне маленьких, беспорядочно теснящихся хижин еще более впечатляющей делала тяжелая и густая тень, которую бросали черные скалы Акрополя. Скалы и крепостные стены препятствовали проникнуть во все эти дворики, на ступени и узенькие улочки даже самому слабому солнечному лучу, тогда как внизу вся столица с ее бесчисленными строениями казалась в первые часы после полудня светлым мерцанием. При этом бедный поселок со всей обволакивающей его прохладной сырой тенью, хоть и состоящий из одних только домишек без какой-либо планировки, вовсе не производит впечатления печали и убожества. Всюду, как во двориках, так и на узких улочках, царит та маниакальная чистота, которую можно встретить в селениях на греческих островах, один из которых был когда-то родиной первых обитателей этого поселка. Такие же домишки с выбеленными стенами, с мощенными покрытой асбестом галькой входами, с плоскими, как террасы, крышами, с выступающими верандами и арками имеют совершенно островной вид. Если бы не простирающаяся внизу бескрайняя столица, я решил бы, что оказался перенесенным в одну из деревушек Санторина, тем более, что и здесь, как там, некоторые дома углубляются внутрь пещер и в полости скалы…
В целом, еще более, чем островной характер, еще большее впечатление на посетителя этого неизвестного поселка над Афинами производит, как было уже сказано, микроскопичность улиц и домов. Я видел выступающие веранды, на которых может поместиться только один стул, ступени между стенами, по которым только с трудом может подняться полный человек, дворики, не превышающие своими размерами балконы в Афинах, кухни в полостях скал, в которых может поместиться только одна кастрюля, и, наконец, сады, почти ничем не отличающиеся от садов в театрах времен Шекспира, которые, как известно, состояли только из одной таблички с надписью: «Здесь сад!»: в садах, которые находятся в Анафиотика, нет места даже для одного дерева. Именно поэтому во всем поселке нет ни одного дерева. Вся растительность представлена здесь одной или двумя дикими мальвами и парой-тройкой горшков с базиликом или майораном…
Единственное открытое пространство в поселке – это улочка, проходящая у построенных выше всех остальных домишек, а также место, где оканчивается земля и резко взмывает вверх «занавес» скал Акрополя. Оттуда открывается вид на все скопление Анафиотика: террасочки, деревянные балкончики, стены, следующие всем неровностям земной поверхности, сохнущее белье, углубленные и узкие, словно колодцы, дворики, улочки, похожие на проходы каменоломен, лестнички и ступеньки, редкие женщины, которые ходят взад-вперед, занимаясь работой по дому, вылизывающие себя кошки, старающиеся запустить воздушных змеев дети: вся бедная, живописная и мирная жизнь разворачивалась передо мной в медленном и простом ритме прошлого, а внизу простиралась бескрайняя столица с ее лихорадочным движением и непрерывными оглушительными шумами, ни один из которых не долетал до Анафиотика…
«Старый афинский карнавал»