Греция и Рим

Известие о катастрофе потрясло Рим. Это был первый и последний раз, когда римлянам пришлось потерпеть столь сокрушительное поражение. В трех битвах Рим потерял около 100 000 отборных войск. Улицы наводнили женщины и дети, оплакивающие погибших сыновей, братьев, отцов и мужей. Сенат был в замешательстве, и на протяжении нескольких дней не предпринималось ровным счетом ничего. Римляне ждали, что в любой момент за стенами появится Ганнибал. И, как это часто случается в подобных ситуациях, одержимая яростью и страхом толпа принялась искать козла отпущения: двух весталок обвинили в нарушении обета девственности; одна из них покончила жизнь самоубийством, другую похоронили заживо. Помимо того, римляне прибегли к наиболее отвратительной из всех искупительных жертв: к человеческому жертвоприношению. На скотном рынке сожгли живьем грека и гречанку, а также мужчину и женщину из числа кельтов. Но в таком состоянии Рим пребывал недолго. Стиснув зубы, сенаторы постановили отвергать все условия и сражаться до конца. Требовался человек, способный вдохновить войска, и судьба его предоставила. В Остии находился легендарный Марк Клавдий Марцелл, претор, командующий флотом. Ему поручили тех, кто остался в живых из числа легионов, сражавшихся при Каннах. Марцелл незамедлительно отправил 1500 солдат из абордажной команды в город для организации обороны и выслал легион солдат абордажной команды в Теан Сидицин (совр. Теано, город в северной Кампании), чтобы обеспечить защиту Латинской дороги в случае, если Ганнибал двинется к Риму. Затем Марцелл передал флот Публию Фурию Филу и форсированным маршем двинулся по суше к Канузию (совр. Каноза-ди-Пулья), где собрались остатки каннских легионов. Варрон, оставшись не у дел, возвратился в город. Провозглашенный диктатор провел мобилизацию, причем набору подлежали все мужчины старше 17 лет. Так были созданы два новых легиона (двадцать второй и двадцать третий). Находившийся в столь отчаянном положении сенат решился на беспрецедентное средство. Были сформированы два легиона добровольцев из числа рабов, которым в качестве вознаграждения за воинскую службу пообещали свободу и гражданство. На тех же условиях были освобождены 6000 преступников. Одержав победу, Ганнибал, придерживаясь своей стратегии, немедленно освободил всех захваченных в плен союзников, а за римлян назначил выкуп. Затем он отослал в Рим представителей из числа пленников, а также своего посла с предложением их выкупа и условиями мира. Навстречу карфагенскому послу — так, чтобы перехватить его до въезда в Рим, — диктатор отправил ликтора. Послание, обращенное к послу, слово в слово воспроизводило то, что было объявлено Пирру шестьюдесятью годами ранее: «Рим не станет обсуждать условия мира с иноземным врагом на италийской земле». Что до пленных, сенат сообщил им, что Риму не нужны солдаты, сдавшиеся на милость врага, и отказался принять их назад, хотя они готовы были сами заплатить за себя выкуп. Ганнибал продал пленников греческим работорговцам, но спустя 20 лет, когда Греция попала в сферу влияния Рима, многие из них получили свободу. Последствия битвы при Каннах оказались еще более катастрофическими, нежели поражение само по себе. Практически вся южная область Апеннин переметнулась к противнику. Вся Лукания и Бруттий (Калабрия) перешли на сторону Карфагена. Большая часть Самния последовала их примеру, а основные города Апулии — Арпы, Эки, Салапия и Гердония — вышли из союза. Это повальное дезертирство сократило численность римской пехоты на одну пятую, а конницы — почти на треть. Риму оставалось лишь одно: перейти к выжидательной тактике, избегая генеральных сражений и стараясь измотать карфагенян. Возникло даже присловье: до разгрома при Каннах римские армии шли на битву; после разгрома при Каннах — на войну. Вознамерившись ковать железо, пока горячо, Ганнибал прошел маршем вдоль границ Самния и Лукании по реке Офанто к ее верховьям. Горная крепость Компса (ныне Конца) открыла ему ворота. Ганнибал, оценив выгоды ее местоположения, оставил в Компсе всю военную добычу и лишнее имущество. А затем поделил армию надвое, одну половину отрядил заключать союзы с жителями нагорий, а вторую половину повел дальше, огибая Пицентинские горы с севера. Спустившись в Кампанию, Ганнибал ринулся на Неаполь, в надежде, что этот портовый город перейдет на его сторону и наладится линия сообщения с Карфагеном. Но неаполитанцы ворот не открыли. Во всех городах Италии правящая олигархия (которую поддерживал Рим) и простонародье пребывали в состоянии непрекращающегося противоборства. Насаждая демократию, Ганнибал надеялся разобщить кампанские города. Этим и объясняются его на первый взгляд бессмысленные метания туда-сюда: полководец стремился оказаться в нужном месте в нужное время. Неудачу с Неаполем отчасти искупило дезертирство Капуи, второго из городов Италии, где народ одержал верх и распахнул ворота. Многообещающим кандидатом казалась и Нола, однако, точно так же как и в Неаполе, олигархическая партия не впустила карфагенян в пределы города.