Янвен, шпион, говорил о бродяжке-пророке. Берилл уцепился за спасительную мысль. Возможно, эти Истинные пророчества укрепят его расшатывающийся мир. Решительно отдернув занавесь, Берилл увидел просторную нишу, в которой сидел человек в одежде жрецов. Он скрестил ноги и чуть покачивался. Рядом примостился служка с листами, он вскочил, но не помешал и ничего не спросил.
Берилл опустился перед бродяжкой. В сидящей фигуре сквозило что-то знакомое. Что-то на границе узнавания.
Бродяжка открыл глаза и посмотрел на Берилла. Его борода казалась спутанной, но была короткой, так что легко представить без нее. Главное, взгляд был тем же самым. Когда-то в нем отражалось солнце и одаривало самого Берилла. Теперь теплились лишь огоньки жреческих свечей.
— Нет, — прошептал Берилл ошарашенно. — Это не можешь быть ты. Ты же умер.
Бродяга моргнул, но в его взгляде не возникло узнавания, только что-то вроде затаенного безумия. Может, он и смотрел в будущее, но точно не в настоящее или прошлое.
— Принц Алмаз выжил после той ночи, — негромко сказал На’лах за спиной. — Он обезумел, ничего не помнил, никого не узнавал. Мы забрали его в храм. Он много раз сбегал, его тянуло во дворец… но за все десять лет он так ничего и не вспомнил. Мы заботились о нем во искупление наших грехов. Отыскивали и возвращали.
— Почему отец… — голос Берилла сорвался. — Почему ни разу не говорил?
— Его величество ни разу не спрашивал о принце. Думаю, он списал его со счетов. Ему не был нужен безумный принц, который пускал слюни.
Берилл протянул руку, желая коснуться брата и с удивлением замечая, насколько он сам дрожит. Алмаз смотрел прямо на него, но явно не узнавал.
— Ты новый жрец? — добродушно спросил он. — Или ты принес еду?
— Вспомни меня, Алмаз. Ты мой брат.
Он нахмурился, потом его взгляд прояснился, и Берилл на миг обрадовался, но вместо узнавания Алмаз снова заговорил о пророчествах:
— Принц, который разрушит империю! Он уже здесь. Его надо остановить!
Рука Берилла упала, так и не коснувшись Алмаза. Берилл не имел права трогать брата. Не имел права осуждать отца. Потому что на самом деле всё произошло из-за него. Алмаз потерял рассудок… может, было бы милосерднее, если он правда умер. Агат тоже всегда без колебаний шел за Бериллом, и где он теперь?
Берилл снова видел перед собой живой разлагающийся труп, только теперь он принадлежал Алмазу. Брат смеялся безумным смехом, и это не было сном.
Берилл поднялся и решительно пошел из храма. Он отдал четкие указания, решив не дожидаться утра, и кто бы мог поспорить с принцем? Лошадей оседлали быстро, несколько воинов не задавали вопросов, подхватив седельные сумки.
Смерть Алмаза стала потрясением, а теперь оказалось, это он ее спровоцировал. Берилл так хотел защитить Агата, но отталкивал, только чтобы в итоге привести в Ша’харар — город, который разбудил магию.
Пришпоривая лошадь, Берилл знал, что ему нужно сделать. Действовать решительно, чтобы хоть что-то исправить, хоть кому-то помочь и защитить. Жрецами он займется позже, пусть пока заботятся об Алмазе.
Раз Ша’харар так повлиял на Агата, значит, нужно уничтожить город. Сжечь дотла.
Берилл скакал к Ша’харару и больше не задавался вопросами. Ему не мешала постоянная головная боль, пульсировавшая в висках. Он видел пылающие вокруг пустоши и не думал, настоящий ли это огонь.
Он сожжет всё, что мешает. Всё, что встанет на пути.
17. Агат
Агат проснулся с тяжелой головой и мутным воспоминанием, что именно видел во сне. Впрочем, ничего нового, реальность стала такой же ужасной.
Усевшись на кровати, Агат потер лицо, сбрасывая последние остатки сна. Тут, под землей, понятие дня и ночи смешалось, так что многие предпочитали спать не в комнатах Ша’харара, а во временном лагере наверху, около озера.
Агат не видел ничего ужасного в «каменной коробке», как о ней отзывались воины. Небольшая комната напоминала ему помещение в храме, правда, без украшений и мебели. Обтесанный каменный выступ представлял собой кровать, которая даже со спальником и настоящим одеялом казалась жесткой. Тишлин предлагала принести хотя бы стул, но Агат отказался.
Он и отдельное помещение хотел только из опасений о своей странной силе. Во сне он точно не смог бы себя контролировать, если что.
Комнатка была совсем крохотной, поднявшись с кровати, Агат мог дотянуться рукой до запертой двери, подгнившей, деревянной, но всё равно неплохо сохранившейся. Ступни тут же начали подмерзать от земли, тело покрылось мурашками, и Агат быстро оделся.
Дверь комнаты выходила в коридор, который вел в главный зал. Каэр предположил, что здесь останавливались те, кто приезжал в Ша’харар, но по каким-то причинам не допускался дальше. Или им попросту было удобнее спать тут.