Грезящая империя (СИ)

Император любил наложниц, и одна из них дала жизнь Бериллу не так уж много времени спустя. Второй сын, как и первый, оказался крепким и сильным. Алмазу досталось внимание отца, но Берилл искренне не считал это благом. Сам Алмаз тоже ничуть не походил на жестокого императора, который думал, что лучший язык — это язык силы.

С третьим сыном не выходило. Мать Берилла умерла при родах, а другие наложницы никак не могли зачать нового принца. Берилл сильно подозревал, и Ашнара подтвердила его опасения, что дело в отце. Он как раз перенес в одном из походов болезнь.

Один мальчик всё-таки родился. Ему даже успели дать имя — Лазурит. Но он не прожил и нескольких месяцев.

Император был в ярости, винил во всем наложниц.

Единственная, кто от него всё-таки понесла и родила здорового ребёнка — это наложница, прибывшая из Дашнадана. Всё бы ничего, если б только эти земли не считали проклятыми и забытыми богами.

Но принц оставался принцем, его отцом был император, и мальчик получил имя Агат.

Как подозревал Берилл, мать Агата умерла вовсе не из-за несчастного случая, а из-за козней советников. Она тогда снова забеременела, и были те, кто не хотел допустить рождения очередного принца. Они верили, что проклятая дашнаданка знает заговоры и травы, чтобы получались именно мальчики.

Берилл приблизился к комнатам Агата и решительно толкнул резные створки. Наследный принц стучал только в одни двери дворца — императорские.

В спальне царил полумрак, разгоняемый лампой на прикроватном столике. Агат сидел раздетый по пояс на кровати, перед ним лежала чистая ткань, рядом пузатая бутылка с настоем ромашки и ладанной смолы. В комнате стоял густой, бальзамически-цветочный запах. Агат смачивал чистые тряпицы и неловко пытался дотянуться до спины.

— Надо было дверь запереть, — хмуро сказал Агат, глядя на брата.

— Он опять?

— Ничего страшного.

Берилл решительно уселся и перехватил смоченную тряпку. Агат вздохнул, картинно закатил глаза, но повернулся спиной. Поверх старых тонких шрамов уродливо бугрились свежие рубцы.

— Я его…

— Что? — насмешливо спросил Агат. — Убьешь? Не торопись, тебе рановато садиться на трон.

Бериллу приходилось участвовать в стычках на границе: отец считал, что подросшего сына стоит брать с собой, особенно когда он стал наследником. Кровь не пугала Берилла, ему самому приходилось убивать. Агат позже ездил с ними, и Берилл хорошо помнил, как сам зашивал неглубокую, но неприятную рану на плече брата, а тот шутил и смеялся.

Шрамы на спине Агата всегда вызывали у Берилла ярость. Они не были получены в честном бою, не принадлежали ни битвам, ни тренировкам.

Берилла отец ударил пару раз в жизни. Насколько он знал, Алмаза никогда не трогал. Агату доставалось по полной. Как утверждал император, это помогало против дурной крови матери дашнаданки, сдерживало про́клятые силы. Как подозревал Берилл, отец попросту оправдывал себя.

Агата император всегда недолюбливал. Хуже стало, когда тот увлекся не воинским искусством, как пристало принцу, а магией.

Не важно, как упорно Агат тренировался с оружие. Не важно, что он всего лишь немного уступал Бериллу. Он интересовался магией, и одно это вызывало гнев императора.

Когда-то давно Агат попытался ответить. Огрызнулся.

Он потом неделю едва мог встать с постели. Но ужасало Агата не это, а вывихнутый палец. Пусть он больше изучал магию, нежели занимался ею, но чароплетам важны руки. После этого он предпочитал молчать — отец выплескивал ярость, но больше не трогал пальцы.

— Что ему опять не так? — Берилл даже не пытался скрыть злость.

— Да как всегда, — уклончиво ответил Агат.

— Ты… грезил?

— Нет. Отец пришел ругаться, ему доложили, что я несколько дней не тренировался.

Потому что отдал много крови Придворному алхимику. Берилл не успел этого сказать, Агат уже извернулся, чтобы хитро посмотреть:

— Я догадывался о тебе и Ашнаре. Она подтвердила. Почему ты ничего не рассказывал?

Берилл снова не успел ответить, потому что Агат тут же как-то потух и опустил глаза, пробормотав:

— Хотя правильно, с чего бы.

Детьми и подростками они были близки, все трое. Когда Алмаз умер, а Берилл достиг совершеннолетия, он надолго уезжал с отцом в его безумные жестокие походы. После этого старался держать дистанцию: он многое понял, в том числе и то, что не только отец может причинить брату боль. Он просто боялся.

Берилл никак не мог убедить Агата, который почему-то стал считать, что это он не достоин доверия. Может, слишком крепко и часто отец пытался вбить в него мысль о недостойности и дурной крови.

— Как прошло? — нарочито бодро спросил Агат. — Вряд ли она позвала обжиматься. Она… сделала зелье?

— Да. Вроде бы вышло.

— Правда? — на этот раз Агат действительно обрадовался, а не изображал воодушевление. — Это же здорово!

— Мог бы и сказать…

— Ну, какой тогда сюрприз.

Неожиданно Берилл понял, что его по-прежнему мутит. Вряд ли причиной были раны, он видел и пострашнее, в том числе у брата. Голова не кружилась, но стала легкой, будто ничего не весила.