Грезящие над кладезем

— В настоящий момент нет никого, кто мог бы вас принять, — сказал робот. — Ваш визит полностью записан и зарегистрирован в ноль пять двадцать два тридцать два. Зайдите, пожалуйста, в другой раз.

Спускаясь со склона, она обернулась на дом. В ослепительно освещенных окнах не было никого, ничто и нигде не двигалось. За домом вдали всходила постная бледно-желтая физиономия Урана.

Она связалась с кораблем:

— Ну как там все, Алиса?

— КОММУНИКАЦИОННЫЙ ТРАФИК ПОЧТИ НА НУЛЕ.

Капитан окинула взглядом маленькие пузырьковые купола, в беспорядке раскиданные по чуть волнистым просторам метанового льда. Там тоже ничего не двигалось. Живет же здесь кто-то, а зачем? С какой стати?

— ЗАРЕГИСТРИРОВАНО ОДНО ПРЕДПРИЯТИЕ СОЦИАЛЬНО-БЫТОВОГО ОБСЛУЖИВАНИЯ.

— Бар? Тут есть бар?

— ВЕСЬМА ВЕРОЯТНО. ИМЕЕТСЯ ГОСТИНИЦА НА СТО КРОВАТЕЙ.

— Значит, кто-то и правда сюда приезжает. — При ее всегдашней удачливости, не иначе как отшельники, свихнутые на религии. Обстановка начинала действовать ей на нервы. — А кто она такая, эта принцесса Бадрульбудур? Нам это известно? — спросила она у корабля, набирая параллельно номер гостиницы.

Телефон на секунду смолк, это Алиса наводила справки.

— ПО ЭТОМУ ИМЕНИ Я НЕ СМОГЛА НИЧЕГО НАЙТИ. СЛЕДУЕТ ЛИ МНЕ ПОСЛАТЬ ЗАПРОС?

— Нет, Алиса, чушь это все.

Гостиница ответила. Табита услышала медленную негромкую музыку и на дальнем плане разговор какой-то пары.

— Вы открыты? — спросила она.

— Спроси меня вежливо.

Голос был культурный, хрипловатый, доброжелательный, женский. У Табиты слегка отлегло от сердца.

— Я только что прибыла. Мне нужны свежий воздух и перезарядка.

— Если ты, дорогая, найдешь на Умбриеле хоть что-нибудь свежее, расскажи нам, и поподробнее.

Гостиница называлась «Грезы». Она располагалась в том самом коричневом куполе, который Табита заметила из окна конторы. В гардеробе не было ни души. Она вложила свой чип в прорезь, а скафандр повесила в шкафчик.

В коридорах «Грез» царила тишина, они были сплошь покрыты толстыми лиловыми коврами — на случай, наверное, если кто-нибудь стукнет или топнет. А еще были стрелки, направлявшие к некоему «кладезю». Капитан Джут пошла по их указаниям.

Стрелки привели ее к маленькой круглой камере, от которой расходилось два других коридора. И еще была лестница вниз. У начала лестницы стояла высокая синяя стеклянная ваза с одним-единственным цветком.

Цветок был очень большой, он выглядел вызывающе и не слишком правдоподобно. От его середины томно изгибались шесть темно-синих лепестков. А середина представляла собой лицо.

Лицо было человеческое, в натуральную величину. У него были зеленые глаза, широкий нос, лавандовые, влажно мерцающие губы. Глаза смотрели рассеянно и безучастно, но как только появилась Табита, губы чуть-чуть раздвинулись, словно издав беззвучный вздох.

Спускаясь по ступенькам в «кладезь», Табита все время ощущала, что цветок провожает ее взглядом.

«Кладезь» был сплошь облицован белым пенокамнем и винилом с отделкой из самой доподлинной сосны. В нем находились восемнадцать столиков и концертный рояль. Рояль был накрыт чехлом, а все столики пустовали.

У конца барной стойки играл музыкальный автомат, в нем под аккомпанемент одинокого саксофона неясное количество людей скорбно пело в унисон на каком-то неизвестном языке. Напротив бара было венецианское окно, дававшее прекрасный вид на безлюдный тоскливый пейзаж. Окно было тонировано в синевато-зеленый цвет, что ничуть не помогало. В помещении было шестеро человек. За стойкой стояла женщина, а еще одна женщина и четверо мужчин сидели перед ней на высоких табуретках. Все они выглядели старше Табиты. Все они смотрели на нее, когда она спускалась по лестнице.

Табита ненавидела, когда кто-нибудь ее рассматривал, — это вызывало у нее ощущение, что ей нужно поддернуть джинсы повыше и заправить в них футболку.

У барменши были тусклые блондинистые волосы и лицо, на котором жизнь прочертила глубокие неизгладимые линии.

— Ну как вам наш воздух? — бледно улыбнулась она.

— Ничего, а с пивом будет еще лучше.

— Какое берете?

— Самое дешевое, — сказала капитан Джут, а затем отошла и села за один из столиков.

Прочие клиенты перестали на нее глазеть и возобновили сонную негромкую беседу. Табиту ни они, ни все их разговоры напрочь не интересовали.

«Кладезь» был похож на любой другой гостиничный бар на любой другой планете. Местные липли к его стойке как приклеенные. Они деловито и непринужденно добивали свои печени алкоголем. На маленьком голоэкране музыкального автомата некий белокурый, бледнолицый, в мешковатом костюме лелеял и нянькал черный саксофон, испускавший белые, плавно всплывавшие к потолку яйца звука. Идеальный образчик безликости и обыденности, если бы не украшения.