Грезить в Городе Печалей

Чтобы сдержать слезы, он поднял взгляд на статую Валена, на темшви, что гнездились под крышей храма, на послеполуденные лучи солнца, струившиеся сверху. Что он здесь делает? Он осознал, что думает о том дне, когда в последний раз был здесь, когда он вручил брошь рейнджера Кэтрин, увидел радость на ее лице… 

— Радость, уважение и сострадание, — произнес он чуть слышно. 

— Простите, Энтил'За? 

Эмоции было легче сдерживать, когда поднимаешь взгляд вверх. Он сосредоточился на спокойном лице статуи, и понял, что ему хочется поговорить. 

— Радость, уважение и сострадание. Вален утверждал, что это главное для рейнджеров. Много написано о сострадании Валена и о его уважении к другим. Но нигде не написано о том, что его радовало, что его веселило. Об этом почти ничего не говорится. Может быть он не был счастлив в жизни. Может быть, именно поэтому Вален настаивал на необходимости смеха, ибо знал, что это преходяще. Как тяжело найти счастье и удержать его, если найдешь. Наслаждайся краткими мгновениями радости, пока можешь, потому что все это преходяще. 

— Может быть, Вален, — спокойно сказал Маркус, — пытался также сказать, чтобы мы помнили о том, что хотя боль никогда не исчезнет, всегда есть шанс найти радость и веселье снова, где–нибудь на пути. И ухватиться за него. 

Синклер с легким удивлением оглянулся на Маркуса. Этот человек тоже пережил большое горе. 

— Может быть и так, Маркус. Но иногда в это так трудно поверить. 

Маркус понимающе кивнул. 

Надо было возвращаться домой. Синклер попрощался с Маркусом и направился через весь лагерь обратно. Все выглядело для него сейчас по–другому, стало как–то холоднее и суровее. Но дома было хуже всего. Даже снаружи он выглядел невыносимо пустым и холодным. Синклер вошел, с трудом различая что–либо, под влиянием воспоминаний, нахлынувших на него, как только он захлопнул за собой дверь. Когда все катилось кувырком, Кэтрин была единственным человеком, кто мог помочь ему собраться. А теперь он должен сделать это без нее. Он знал, что она хотела бы, чтобы он поступил именно так, но это было слабым утешением. 

Синклер прошел в спальню и сел на ее стороне кровати, взял их фотографию, которую она всегда носила с собой с тех пор, как они сфотографировались незадолго до войны. Фотография была в рамке, которую он подарил: из черного лакированного дерева, отделанного золотыми звездами, купленная во время поездки к ее тете в Гонконг… 

Он почувствовал стеснение в груди, когда представил, что ему придется позвонить старой женщине и сообщить о том, что случилось с Кэтрин, и внезапно ее отсутствие стало реальностью. Слезы потекли по его лицу. На сей раз он позволил им течь, не пытаясь сдерживаться, но это не облегчило его боль. 

Лишь через несколько минут он осознал, что не один здесь. 

Обернувшись, он замер, пораженный, увидев Коша. Синклер встал, все еще сжимая в руке фотографию. Он немедленно узнал посла Ворлона на Вавилоне 5, не только по другому скафандру, но и по другому ощущению, исходившему от этого ворлонца. 

— Что вы здесь делаете? 

Ворлонец скользнул вперед и, казалось, некоторое время изучал Синклера. 

— Принести соболезнования. 

Это было последнее, чего ожидал Синклер, особенно после ссоры с Улкешем. 

— Спасибо. 

— Это не было предусмотрено. Но ты должен продолжать. 

Это было уже слишком. Они никогда не оставят его в покое, наедине с собой, не перестанут давить, вмешиваться, манипулировать. Они даже не позволяют ему горевать! 

И что за чертовщину нес Кош? Синклер достаточно хорошо знал ворлонцев, чтобы решить, что он понял о чем сказал Кош. Что, например, не было предусмотрено? Кто этого не предусмотрел? И что именно он должен продолжать? Долгое общение с ворлонцами научило его автоматически задумываться над этими вопросами после каждого их высказывания, перебирать все возможные варианты ответов, избегая легких выводов. 

Если попросить ворлонца объяснить смысл его слов, то это могло привести к еще большей путанице. Но Синклер снова разозлился. 

— Зачем? Почему я должен продолжать? Почему я так важен для ворлонцев, Кош? И не гоните чушь про переселение душ минбарцев и исполнение пророчества! Не играйте со мной в те же игры, что и с минбарцами. Почему именно я? 

— Ты должен сыграть свою роль. 

— И я — единственный, кто может ее сыграть? В это с трудом верится. Я всегда считал, что мы, простые смертные — люди и минбарцы, — просто разменные монеты для вас, ворлонцев. 

— Только ты можешь сыграть роль так, как нужно. Только ты можешь увидеть разницу. 

— Могу ли я попросить вас выражаться поточнее? 

Кош не ответил.