Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова

На фоне громады «Фауста» цитирование других поэтических произведений Гете почти незаметно. В записи от 31 декабря 1911 г. выписана эпиграмма Гете «Aus einer grossen Gesellschaft heraus…» и т. д. – «Из общества с коллегой в час ночной // Ученый шел, задумавшись, домой. // „Вам там понравилось?“ – Ученый отвечал: // „Будь это книги, – я б их не читал!“»[564]. 21 ноября 1914 г. выписаны шесть строк из пьесы «Торквато Тассо». Вся запись от 3 августа 1939 г. – одна строфа стихотворения Гете «Блаженное томление»* из сборника «Западно-восточный диван»: «И покуда не поймешь: // Смерть – для жизни новой, // Хмурым гостем ты живешь // На Земле суровой»[565]. Остальные прочитанные произведения Гете лишь упоминаются.

Следующий по частоте упоминаний (около двух десятков цитирований) – Ф. И. Тютчев.

Вавилов начал дневник 1909 г. 1 января с эпиграфа – последних девяти строк стихотворения Тютчева «Тени сизые смесились»*.

Через неделю, 8 января 1909 г., появление такого эпиграфа объясняется: «Хочу писать для кружка статейку о Тютчеве, поэте, которого я буквально открыл нечаянно на Рождестве, и поэт, который стал теперь моим любимым поэтом. В нем я услышал такие яркие, полные мотивы отрицания личности, проповедь саморастворения в природе, в сравнении с которыми блекнет иногда Пушкин».

Строку из стихотворения, с которой начинается эпиграф – «Всё во мне, и я во всем!», – Вавилов цитирует еще четыре раза (дважды в поздних дневниках).

Восторженное отношение к Тютчеву со временем несколько охладело (см. запись от 1 января 1910 г.), но в числе любимых поэтов он остался и многократно цитировался. В ранних дневниках Вавилов трижды по разным поводам записывал строки из стихотворения Тютчева «Поэзия»*: «и на бушующее море льет примирительный елей» (причем цитировал по памяти – заменяя «море» на «волны»), дважды вспомнил знаменитое выражение «аршином общим не измерить» (2 октября 1912 г., 18 ноября 1916 г. – «нас „аршином не обнять“»). 12 марта 1914 г. выписаны строки из стихотворения «И чувства нет в твоих очах»*: «Мужайся, сердце, до конца: // И нет в творении – творца. // И смысла нет в мольбе!» 6 октября 1914 г. выписаны первые три строки известного стихотворения «Есть в осени первоначальной». В 1915 и 1941 гг. Вавилов вспоминает слова «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?» из стихотворения «Silentium!»*. В поздних дневниках (с 1940 по 1946 г.) Вавилов четыре раза цитирует строки из стихотворения Тютчева «Смотри, как на речном просторе»*: «О, нашей мысли обольщенье, // Ты, человеческое Я…» – причем трижды цитирует неточно – путает мысль и жизнь, вместо «мысли» пишет «жизни»: «О человеческое „я“, о нашей жизни обольщенье», «О, нашей жизни обольщенье, ты – человеческое я». 14 ноября 1943 г. Вавилов выписывает строку из стихотворения «О чем ты воешь, ветр ночной»*: «Только музыка одна „понятным сердцу языком твердит о непонятной муке“». 18 декабря 1949 г. Вавилов цитирует последнюю строку из знаменитого четверостишия:

Природа – сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

По количеству цитирований с Тютчевым может поспорить Лермонтов. Эпиграф к дневнику 1915 г. – отрывок из стихотворения «Валерик»* с известными строками «Судьбе как турок иль татарин // За все я ровно благодарен». В тот же день 1 января 1915 г. Вавилов выписывает строки из стихотворения «Выхожу один я на дорогу»*: «Уж не жду от жизни ничего я, // И не жаль мне прошлого ничуть, // Я ищу свободы и покоя; // Я б хотел забыться и заснуть», и сразу вслед за ними строки из стихотворения «По небу полуночи…»*: «По небу полуночи ангел летел // И тихую песню он пел // И месяц, и звезды, и тучи толпой // Внимали той песне святой». 13 октября 1941 г. Вавилов цитирует известный лермонтовский перевод стихотворения Гете: «Подожди немного, // Отдохнешь и ты». Некоторые строки Лермонтова Вавилов вспоминает особенно часто – четырежды в поздних дневниках строки из стихотворения «Гляжу на будущность с боязнью»*: «И как преступник перед казнью ищу кругом души родной». Шесть раз – тоже в поздних дневниках – начало стихотворения «И скучно и грустно»*: «…некому руку подать в минуту душевной невзгоды».