Все это очень тонко и, в конце концов, malgré moi[233]
. Не знаешь, верный шаг делаешь или споткнешься. Бессознательное лукавство и дипломатия. И по-прежнему нет уверенности, ее даже меньше прежнего. Но из колеи я выбит. Может быть, это к добру.Сегодня весьма циничная (с моей стороны) беседа с Предводителевым о моем Standpunkt’е[234]
, или моей лестнице, по которой очень умело поднимаюсь и опускаюсь, смотря по обстоятельствам. Да, я без точки опоры, но вот это, это новое тянет безудержно помимо всех ступенек и лесенок.Когда-то ждал я всяких Wendepunkt’ов[235]
смертей и воскресений… теперь жизнь всюду одинакова, но новое тянет и, главное, malgré moi. В этом, может быть, и спасение. Т. е. какое уж тут спасение?Печально. Я да мать, и тишина в доме. Она не может без меня, я без нее. А в голове у меня хаос, и тянет меня совсем к новому. Да, вот теперь-то развалилось наше старое пресненское житие. Ходит старушка да плачет, что у нее зеркало [разбилось], да третьегодняшняя просфора лопнула, не к добру, примета нехорошая. На это похоже. – А рядом в детском саду голосят «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки».
Нехорошая только эта молодая жизнь, бездушная, не люди, а камни, кирпичи для будущего коллектива.
Что же осталось? Физика (но это игрушка), да это новое еще, только начинающееся (а может быть, и оканчивающееся), да, пожалуй, еще «охота к перемене мест» без смысла, но и без ос[та]новки. Ну а еще мыло с веревкой? Бог?
Началось с Нескучного сада, потерянного Einstein’а, моей чудной пробной лекции, а кончилось нелепой акустической какофонией за Пресненской заставой. Вот уже 6 часов рвутся снаряды где-то на Хорошевских складах[237]
. Почему? Бог весть. Старое впечатление ураганного огня, но бессмысленного, самопроизвольного. На Пресне это третье событие на моей памяти. Сначала Ходынка, потом декабрь 1905 г., а вот теперь эта какофония. События пошли резче, и я чувствую себя способным [соверш]ить Salti mortali[238].