Он сел на стул, предварительно скинув плащ, достал коробок спичек, сигареты и закурил. Он жалостливо смотрел на меня. И в то же время я помню, как он тогда еще, когда хоронили, пытался что-то сказать. Такое же выражение было у него и сейчас.
Я протянул руку в лайковой перчатке к его сигарете. Он помог снять мне перчатку и я увидел окровавленный, залитый гноем кусок мяса.
- Это все, сынок! Ты меня понимаешь?
Он подошел ко мне, поцеловал. И быстро вылил на меня целую бутылку бензина. Коробок вспыхнул, как факел. Одеяло, простыня, моя одежда и он слились в одном неудержимом огне.
- Уходим. Уходим, милый мой, отсюда. Навсегда. От всех.
Охваченные кольцом бушующего пламени, мы блаженствовали. Я чувствовал, как в нем прыгали Грета, Анела, Лиза, Флора, Ликанац, Куринога и многие-многие сотворенные мной персонажи больного мозга.
Один Омар Ограмович стоял посреди дымного пространства без глаз и протягивал слепо руки туда, где должна была, по его мнению, располагаться прекрасная, но ушедшая страна. А может, остров? Ведь французы были не дураки, коль писали именно так?
- Мамочка, милая моя, живи и не возвращайся к нам. Мы -безумные.