— Пресса раздула дело, — заверил меня первый полицейский. — На самом деле хлопот больше с мужчинами, переодетыми женщинами. Поймав такого, мы бьем его ногами.
— Кстати, женщин можно узнать и в масках, как если бы их не было, — сказал второй полицейский. — Ну, вы понимаете: руки и все остальное.
— Главное, все остальное, — со смехом согласился первый. — Скажите, это правда, что в Англии девушки часто не носят масок?
— Да, некоторые переняли эту моду. Однако их не очень много. Это те, что подхватят любой новейший стиль, как бы он ни был экстравагантен.
— Телевидение показывает англичанок только в, масках.
— Пожалуй, только из уважения к морали американцев, — признал я. — Честно говоря, мало кто из девушек носит маску..
Второй полицейский задумался над моими словами.
— Девушки, ходящие по улицам с обнаженными лицами… — трудно было понять, относится он к этому одобрительно или наоборот. Вероятно, и то и другое.
— Кое-кто из послов пытается протащить закон, вообще запрещающий маски, — продолжал я.
Второй полицейский покачал головой.
— Что за идея! Понимаешь, приятель, маски — это очень хорошая штука. Еще пару лет, и я заставлю свою жену носить ее даже дома.
Первый пожал плечами.
— Если бы женщины перестали носить маски, через шесть недель ты бы уже не замечал разницы. Привыкнуть можно ко всему, в зависимости от того, сколько людей это делает или не делает.
Я согласился с этим и покинул их, направившись на север от Бродвея (думаю, прежде это была Десятая авеню), и быстро шел, пока не миновал Ада. Проход по зоне радиоактивности всегда расстраивает человека. Слава Богу, что пока в Англии таких мест нет.
Улица была почти пуста, хотя со мной заговаривали несколько нищих с лицами, изборожденными шрамами вроде тех, что оставляет взрыв водородной бомбы. Я не мог определить — настоящие это шрамы или же просто грим. Толстая женщина протянула в мою сторону ребенка со сросшимися пальцами рук и ног. Я подумал, что он родился бы деформированным, невзирая на обстоятельства, а женщина лишь пользуется страхом людей перед мутациями, вызванными бомбами, однако дал ей семь с половиной центов. Из-за маски я чувствовал себя так, словно приношу жертву какому-то африканскому идолу.
— Да будут ваши дети благословлены одной головой и одной парой глаз.
— Спасибо, — ответил я, содрогнувшись, и торопливо отошел.
— «…Под маской же только гной, так голову в сторону, вот принцип твой: прочь, прочь от девиц!»— То были последние строки антисексуальной песни, которую пели какие-то религиозные фанатики в половине квартала от увенчанной знаком круга и креста святыни феминистов. Это несколько напомнило мне наших британских монахов. Наверху был полный хаос объявлений, рекламирующих заранее переваренные продукты, обучение борьбе, радиоосязатели и тому подобное.
Я разглядывал эти истерические призывы с каким-то неприятным очарованием. Поскольку в американской рекламе нельзя использовать женское лицо или тело, сами буквы объявлений были полны эротики. Например, толстобрюхая и грудастая большая В или сладострастное двойное О. Однако лучше всем секс в Америке представляет маска.
Британский антрополог писал, что хотя перенос сексуальных интересов с бедер на груди потребовал у эволюции пяти тысяч лет, время лица пришло спустя всего пятьдесят лет. Сравнение американского стиля с мусульманскими традициями неуместно; мусульманки носят маски, поскольку являются собственностью мужа, и это должно сделать собственность еще более личной. Зато американки подчиняются только моде и пользуются масками, чтобы создать вокруг себя атмосферу таинственности.
Однако, отодвинув в сторону теорию, настоящую причину этой моды можно найти в антирадиационных комбинезонах времен III мировой войны, породивших борьбу в масках, популярнейший сегодня вид спорта, а затем — современную женскую моду. Сначала просто проявление экстравагантности, однако вскоре маски стали так же необходимы, как некогда бюстгальтеры и губная помада.
В конце концов до меня дошло, что я думаю не о масках вообще, а над тем, что скрывается за одной из них. В этом кроется все двуличие этой вещи: никогда не знаешь, то ли девушка прячет свою красоту, то ли уродство. Я представил себе холодное, милое лицо, на котором страх был виден лишь в расширенных зрачках. Вспомнил ее густые светлые волосы, контрастирующие с черной атласной маской. Она пригласила меня в 22.00.
Я поднялся по лестнице в свой апартамент, находящийся недалеко от британского консульства. Лифт не работал после какого-то давнего взрыва — большое неудобство в высотных нью-йоркских зданиях. Прежде чем сообразил, что сегодня выйду еще раз, я оторвал из-под куртки кусок фотопленки и проявил ее. Она показывала, что количество радиоактивности, которое я получил за день, по-прежнему находится в пределах нормы. Я не чувствовал, подобно другим, никаких фобий, связанных с радиоактивностью, но все-таки считал, что нет смысла рисковать.