Грядущая буря

Мериса продолжила распросы про Грендаль. Ал’Тор решил, что другая Отрекшаяся может скрываться где-то в Арад Домане. Кадсуане же была больше заинтересована в других вопросах, но Грендаль тоже хорошее начало.

На этот раз Семираг ответила Мерисе молчанием, и Кадсуане поймала себя на размышлениях об ал’Торе. Мальчишка сопротивлялся ее урокам с таким же упорством, как Семираг – допросам. О, по правде, он научился кое-чему малозначительному: как обращаться к ней с должной степенью уважения, как, по крайней мере, притворяться цивилизованным. Но ничему более.

Кадсуане ненавидела расписываться в собственном поражении. Хотя это было еще не поражение, но близко к этому. Парню было предначертано судьбой разрушить мир и, может быть, одновременно спасти. Первое было неизбежно, второе спорно. Она бы предпочла поменять их местами, но желания столь же бесполезны, как монеты из дерева. Можете раскрашивать их как пожелаете, но они останутся деревянными.

Скрипнув зубами, она прогнала мальчишку из головы. Ей нужно приглядывать за Семираг. Каждый раз, когда она заговаривает, может стать ключом. Семираг, игнорируя Мерису, снова сцепилась с ней взглядом.

Как же сломать одну из самых могущественных из когда-либо живших женщин? Женщину, совершившую в легендарном прошлом бесчисленные зверства, даже до освобождения Темного? Вглядываясь в эти темные, ониксовые глаза, Кадсуане осознала одну вещь. Запрет ал’Тора причинять боль этой женщине был бессмысленным. Ее невозможно сломать болью. Семираг была величайшим палачом среди всех Отрекшихся, завороженным смертью и агонией.

Нет, так ее не сломать, даже если им разрешат применить пытки. Вглядываясь в эти глаза, Кадсуане с неприятным холодком поняла, что заметила в этом создании что-то от себя самой. Возраст, хитрость и нежелание уступать.

Это ставило перед ней вопрос. Если бы ей дали поручение сломить Кадсуане, как бы она приступила к этой задаче?

Эта мысль была настолько беспокоящей, что она почувствовала облегчение, когда парой мгновений позже допрос был прерван появлением Кореле. Худенькая неунывающая мурандийка была предана Кадсуане и была сегодня приставлена приглядывать за ал’Тором. Сообщение Кореле о том, что мальчишка ал’Тор скоро встретится с айильскими вождями, послужило сигналом к концу допроса. Трое сестер, удерживающих ограждающий щит, увели Семираг в комнату, где они ее свяжут и вставят кляп с помощью потоков Воздуха.

Кадсуане проводила взглядом Отрекшуюся, удерживаемую плетениями Воздуха, и покачала головой. Семираг только открывала сегодняшнее представление. Пора разобраться с мальчишкой.

Глава 6. Когда железо тает

Родел Итуралде повидал много полей боя. Кое-что остается неизменным. Мертвецы, лежащие грудами, как кучи тряпья. Торопящиеся поживиться вороны. Стоны, крики, всхлипы и бормотание тех, кому не повезло умереть сразу.

Но каждое поле боя имело и свой собственный образ. Битву можно читать, как след пробежавшей дичи. Трупы, лежащие необычно ровными рядами, указывали на пехотинцев, попавших во время атаки под залпы стрелков. Разбросанные и растоптанные тела говорили о пехоте, разбежавшейся от атаки тяжелой кавалерии. Эта битва видела массу Шончан, раздавленных о стены Дарлуны, подле которых они отчаянно бились. И были расплющены о ее камни. Одна часть стены там, где дамани пытались прорваться в город, была полностью разрушена. Уличные бои были бы выгодны для Шончан. Но они не успели.

Итуралде ехал через этот беспорядок на своем чалом мерине. Битва – это всегда беспорядок. Аккуратные битвы встречаются только в сказках или в исторических книгах. В них они отчищены и отскоблены шершавыми руками ученых, ищущих краткости. "Нападавшие победили, пятьдесят три тысячи погибших" или "Оборонявшиеся устояли, двадцать тысяч павших".

Что напишут об этой битве? Это зависит от того, кто будет писать. Они не станут описывать кровь, пропитавшую превратившуюся в грязь землю. Или тела – разломанные, продырявленные и искалеченные. Изуродованную разбушевавшимися дамани местность. Возможно, они запомнят числа; это часто кажется важным книжникам. Здесь полегла половина стотысячной армии Итуралде. На любом другом поле боя потеря пятидесяти тысяч разозлила бы его и покрыла позором. Но он противостоял превосходящей его втрое армии, да еще и поддерживаемой дамани.

Он последовал за разыскавшим его юным посыльным, мальчиком лет двенадцати, в красно-зеленой шончанской форме. Они миновали упавшее знамя, свисающее со сломанного, торчащего из грязи древка. На нем были изображены шесть чаек на фоне солнца. Итуралде ненавидел незнание Домов и имен своих противников, но с заморскими Шончан узнать их не представлялось возможным.