Грядущий Аттила

Все попытки помочь палестинским беженцам обосноваться на новых местах в качестве постоянных жителей разбивались об эту стену ностальгии. Когда израильтянам нужна была какая-то территория для прокладки дороги, канала, строительства линии электропередач, они часто наталкивались на яростное сопротивление местных жителей — палестинцев. Никакие предложения адекватных участков земли в другом месте, оплаты стоимости нового дома не могли подвигнуть их продать свои участки и переехать.

Весьма сочувственно настроенный к палестинцам израильский автор, Дэнни Рубинштейн, так описывает эту привязанность к своему клочку земли в книге "Люди ниоткуда". "С того момента как женщина из деревни Сафат была вынуждена оставить свой дом и переехать в соседнюю деревню за несколько километров, она чувствовала себя в ссылке… Иногда переселение сводилось к переезду из одного района Иерусалима в другой, иногда — просто на другую сторону улицы, но этого было достаточно, чтобы человек почувствовал себя изгнанником. Эти беженцы оставались в своей стране, жили среди людей с теми же верованиями и тем же языком, и тем не менее ощущали себя лишившимися корней, лишившимися родины".⁸

Тесные клановые связи всегда играли у палестинцев огромную роль, поэтому каждая деревня, как правило, крайне неохотно и недружелюбно принимала чужаков переселенцев. "Деревня Рама, в которой мы оказались, не принимала нас, — рассказывает палестинский беженец. — Нас считали бездомными беглецами. Они отказывались выдавать своих дочерей за нас. Даже после сорока трёх лет они считают нас чужаками. Ругают в лицо. Унижают. У меня нет шанса попасть в члены местного правления. Мне скажут, что я не принадлежу к их клану".⁹

Подобные умонастроения были укреплены и расширены административными мерами Организации Объединённых Наций. Она создала специальный комитет, занимающийся делами только палестинских беженцев — UNRWA (United Nations Work and Relief Agency, в отличие от UNHCR, High Commissioner for Refugees, занимающийся всеми другими).¹⁰ По формуле, выработанной этим комитетом, палестинским беженцем считается всякий, кто жил в Палестине с июня 1946 года по май 1948 года и кто вынужден был оставить место своего жительства — даже если он просто переехал в соседнюю деревню или город, — а также всё потомство этих людей. Немудрено, что численность арабов, считающихся палестинскими беженцами, возросла с первоначальных 700 тысяч до четырёх миллионов.¹¹

В последние месяцы Второй мировой войны миллионы немцев оставляли свои дома и бежали на Запад, чтобы спастись от советской оккупации. Западная Германия сделала всё возможное, чтобы помочь им обосноваться на новых местах. В 1947 году Индия должна была изыскивать кров и продовольствие для десятков миллионов индусов, бежавших с территорий, ставших Пакистаном. В 1990-е Россия принимала волну за волной русских беженцев из бывших советских республик, получивших независимость. Ни один из этих демографических кризисов не сделался объектом внимания ООН. Беглецы устраивались как могли и начинали жизнь заново.

Палестинцы же, оказавшиеся в лагерях для беженцев в других странах, делали всё возможное, чтобы не обосноваться там постоянно. "Инициатива короля Иордании Абдуллы, попытавшегося помочь беженцам обжиться на Западном береге после войны 1948 года, вызвала там демонстрации протеста. (В 1951 году король был застрелен палестинцем — И. Е.) Обитатели лагеря беженцев близ Сидона (Ливан) ломали свежепосаженные деревца, заявляя, что следует сопротивляться любой попытке сделать их положение постоянным. "Я не стану жить здесь даже во дворце," — заявила одна женщина в лагере близ Джерико… Иначе беженец мог утратить права на землю своих отцов: его корни окажутся вырваны".¹²

Арабский исследователь Абдул-Латиф Тибави, изучавший умоностроения беженца, пришёл к выводу, что жажда крестьянина вернуться в родные места приобрела мифический характер. "Её невозможно суммировать и описать в ясно выраженных политических формулах… Она представляет собой сгусток смутных духовных и даже мистических желаний… Но этот сгусток оказывается таким мощным инструментом национального сплочения, что его роль делается важнее ружей и автоматов".¹³

"Права на возвращение" требуют даже те, кто никогда не покидал родную деревню. Палестинская поэтесса Фадва Тукан пламенно восклицала "Я вернусь!", хотя происходила из богатой и уважаемой семьи, которая никогда не покидала родной Наблус."¹⁴ Не следует также забывать и то, что у многих арабов до сих пор жива и горькая обида по поводу их изгнания из Испании в 15-м веке. "Да, каждый араб чувствует боль по поводу утраты Андалузии", — сказал один из собеседников Гроссмана.¹⁵