Грязь. Mötley Crüe. Откровения самой скандальной рок-группы в мире

Когда между отрезками тура мы прилетели обратно в Лос-Анджелес, мой адвокат инициировал встречу в суде с окружным прокурором и семьями других пострадавших в автокатастрофе. Чтобы избежать суда, он посоветовал мне признать себя виновным в непреднамеренном убийстве и прийти к компромиссу. Он полагал, что, так как люди, выпивавшие в ту ночь в моём доме были главным образом членами «Motley Crue» и «Hanoi Rocks», то вечеринку можно было представить как деловую встречу, и в этом случае мы сможем возместить ущерб семьям пострадавших через страхование гражданской ответственности группы, потому что я был просто не в состоянии выплатить такие деньги самостоятельно. Благодаря этому, семьи жертв согласились на такой, как все посчитали, мягкий приговор: тридцать дней тюрьмы, 2,6 миллиона долларов в качестве компенсации морального ущерба и двести часов общественных работ, часть из которых я уже скостил, читая лекции в школах и по радио. Кроме того, мой адвокат сказал окружному прокурору, что я мог бы принести больше пользы, читая лекций во время тура, чем сидя на заднице в тюрьме, где от меня не будет никакого толку. Прокурор согласился с этим и отсрочил вынесение окончательного приговора до окончания тура.

Такая мера наказания была огромным облегчением, рассеявшим чёрную тучу, висевшую над моей головой. Но это было двойственной радостью, потому что теперь люди ненавидели меня ещё больше, чем раньше. В газетах снова появились заголовки, называвшие меня убийцей, но теперь они были ещё более отвратительными: “Пьяный убийца Винс Нейл приговорён к Мировому турне с рок-группой”.

Глава 8. Никки «Предостерегающее обращение к наиболее подверженным влиянию читателям, касающееся неумеренного потребления наркотиков, особенно при наличии огнестрельного оружия, блюстителей порядка и мусорных контейнеров, достаточно больших для того, чтобы вместить человеческое тело»

В день, когда был оглашён приговор Винсу, я был дома с Николь. Когда я подошел к телефону, в моей руке торчала игла. Через пару месяцев у нас был запланирован тур по Европе с «Cheap Trick», я же настолько отстранился от Винса, что мне было плевать, какой срок ему дадут, пока не осознал, что это может повредить туру, тем более «Cheap Trick» всегда оказывали на нас большое влияние, а теперь они должны были играть у нас на разогреве. Тем не менее, когда я услышал, что это всего лишь тридцать дней, мое сердце оттаяло, и на глаза непроизвольно навернулись слёзы. С ним будет всё в порядке, и группа останется невредимой даже при том, что мы на самом деле этого не заслуживаем. После этой мысли я укололся и заторчал.

Поскольку героин был моей и Николь маленькой тайной, никто в группе не понимал, насколько плохо обстояли дела. Я никогда не говорил нашему тур-менеджеру и секьюрити, что я колюсь: я всегда добывал героин самостоятельно. И хотя я уже не был наивным подростком, я медленно попадал в зависимость. Ирония состояла в том, что, как я узнал позже от нашего бухгалтера, первоначально он свёл меня с Николь, потому что думал, что влияние этой чистой, восхитительной женщины будет держать меня в определённых рамках. Он очень недооценил мои способности. Признаться, я их тоже недооценил. Я понял это, когда мы отправились в Японию.

Я не взял с собой никакого героина, рассчитывая на то, что это будет хороший способ остановиться, но к концу полёта, я начал заболевать. В гостинице я потел, с носа текло, поднялась температура, и моё тело начало знобить. Прежде я не испытывал ничего подобного в отсутствии дозы. Я всегда думал, что я сильнее любого наркотика, что я слишком умён, чтобы попасть в зависимость от чего-либо, что только идиоты без силы воли становятся наркоманами. Но в моем гостиничном номере я пришёл к выводу, что либо я неправ, либо я — идиот. Я вытащил из сумки свой маленький кассетный плейер и поставил первый альбом «Lone Justice», который только что вышел. Я прослушал его много раз в течение почти двадцати четырех часов, лёжа на кровати с открытыми глазами, слишком больной, чтобы уснуть.

После двух дней тошноты от лёгких наркотиков я понял, что я — действительно наркоман. Группа изменилась. Из весёлых, любящих позабавиться сорванцов она превратилась в какое-то ожесточённое, обтянутое кожей, мозолистое костлявое бродячее существо. Мы были уставшими, мы не могли остановить время, а я стал грубым и неуступчивым.