Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы

Как только я был принят крутыми парнями, я в значительной степени стал таким же преступником, как и они. Я бросал камни в окна автомобилей и поджигал урны с мусором в школе. У некоторых из детей были пневматические пистолеты, и мы собирались на пустыре и играли в “войнушку”. Я почти каждый день возвращался домой с кровоточащими ранами на голове, груди и руках. Со временем, пока криминальная обстановка в нашем районе продолжала ухудшаться, пустыри превратились в дешёвые склады. Однажды после школы трое чёрных парней, один полинезиец и я перелезли через забор с колючей проволокой и прокрались мимо двух охранников, чтобы взломать склад, который был набит всякими сувенирами с побережья — гигантскими раковинами моллюсков, морскими губками и ожерельями из кораллов. Мы взяли всё, что только могло поместиться в наши рюкзаки и продали это на углу улицы. Возможно, если бы я вырос в нормальном районе, я продавал бы лимонад в киоске, вместо того, чтобы торговать ворованными вещами.

На толкучке в Комптоне на заработанные таким образом деньги я купил свою первую кассету — “Cloud Nine” группы «Temptations». Вскоре я увлёкся музыкой всей душой: Эл Грин (Al Green), «Spinners», «Temptations», «Four Tops». В то время это была музыка гетто. С моими дополнительными деньгами (и с пятью долларами еженедельного заработка за чистку «Форда» и мойку окон для моего папы), я начал покупать себе миниатюрные модели автомобилей  и синглы, такие как: “Smoke on the Water”, “Dream On”, “Hooked on a Feeling”, “The Night Chicago Died” и мою любимую “Clap for the Wolfman”.

Но моему богатству скоро пришёл конец, когда полиция поймала меня на выходе со склада с коробкой украденных товаров для сада, на меня надели наручники и вернули родителям. Когда на следующий день я пришёл домой из школы с рассказом о том, как какие-то дети выбросили учителя из окна, с моих родителей, наконец, стало достаточно всего увиденного и услышанного. Оба они работали целыми днями и не хотели иметь двух безнадзорных детей, бегающих по Комптону с крадеными цветочными луковицами и наблюдающих, как их учителя вылетают из окон. Они перевезли мою сестру и меня в дом моей тёти в Глендора до тех пор, пока они не смогут продать дом в Комптоне.

В итоге, моя мама нашла себе более выгодную работу на фабрике по производству зубных скоб и место в Глендора, куда я перешёл учиться — «Санфлауэр Джуниор Хай». Если не считать уроков миссис Андерсон, я всегда был ужасным учеником, и, по сравнению с Комптоном, занятия в «Санфлауэр» давались мне с большим трудом. Оказалось, что я практически не могу написать даже простое предложение — выяснилось, что я страдаю некоторой формой дислексии [86]. Вместо того, чтобы работать над этой своей проблемой, я предпочитал прогуливать школу, учиться сёрфингу и зарабатывать деньги способом, которым я делал это в Комптоне. Однажды по дороге в школу я нашел книгу в мягкой обложке полную откровенных сексуальных фотографий. Когда я рассказал об этом другим детям, все они захотели на это взглянуть. Но книга была не их: она была моя. И если им так ужасно хотелось её посмотреть, то они должны были заплатить за это. Я спрятал книгу в куче всякого барахла в сарае в саду нашего ближайшего соседа, и каждый день вырывал оттуда по десять страниц, приносил их школу и продавал им по четвертаку за каждую. Примерно после семидесяти страниц меня поймал наш учитель физкультуры, когда кто-то из ребят, развесивших фотографии по стенам раздевалки для мальчиков, рассказал ему, где он взял порно.

Когда я был временно отстранен от занятий, я решил, что нужно просто избавиться сразу от всей книги за пять долларов. Т. ч. я пошел в сарай моего соседа, открыл дверь и обнаружил, что книга исчезла. Я так и не узнал, кто её взял. Наверное, это был Томми Ли.

Когда мне было пятнадцать, и хотя у меня ещё не было водительских прав, мой отец отдал мне свой пикап «Чеви» 54-го года, чтобы я мог ездить на нём в «Джуниор Хай». С движением пришла свобода, и я открыл для себя наркотики, алкоголь и траханье. Я отправлялся на пляж, всё утро рассекал волны на доске, пил “отвёртку”, а затем отрубался прямо на берегу. Я всегда засыпал, положив руку себе на живот, т. ч. большую часть моих подростковых лет я проходил загорелым с ног до головы, за исключением белой “татуировки” в форме руки у меня на пузе.

Мой приятель по серфингу Джон подогнал мне мой первый наркотик — «ангельскую пыль» [87]. Я попробовал его, когда мы с четырьмя друзьями, втиснувшись в «Шевроле Нова» 65-го года, смотрели «Серебрянную стрелу» в кинотеатре для автомобилистов на открытом воздухе. Джон смешал марихуану с «ангельской пылью» и вручил мне косяк. Я не знал, сколько нужно выкурить, но я не хотел отставать от Джона, так что кончилось всё тем, что на меня напал такой ступор, что я даже едва мог двигаться и говорить. Мне хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Подошёл охранник, постучал в окно, и я был уверен, что сейчас он заберёт нас в тюрьму, особенно когда Джон опустил стекло, и из салона наружу повалил дым.