Грязь в игрушечном мире

Ровно в одиннадцать вечера, когда выскочила кукушка на любимых часах куколки в гостиной, ее болезненные охи перешли во вскрикивания. Она просила разминать себе спину. Ее живот выглядел поистине огромным, и она сбросила с себя голубое платьице: чувства подсказали ей, что она хочет быть свободной. Я зашторил окна и протирал ее лоб платком. Потом минут через пятнадцать мы услышали резкий хлопок и между ног Хлои вытекла вода. Я обрадовался, не знаю чему, и похлопал в ладоши. Мне показалось, это как раз то, что должно было выйти. Но Хлоя продолжала потеть, устало глядя на меня, и я заметил, что живот не уменьшился, и все продолжается. Хлоя хваталась за живот каждые две минуты и скалилась, а он сжимался, словно что-то выталкивает, но никак не вытолкнет. Я заглянул Хлое туда, в то самое отверстие, и заметил, что оно стало гораздо шире. Что же там лезет? Я не мог знать.

Прошло еще полчаса, когда я усердно делал ей массаж и водил под руку по комнате. Мне казалось, это будет длиться вечно. Хлоя всхлипывала все чаще, и меня не раз посетила предательская мысль, что надо кого-то позвать. И я уже действительно собрался на выход, когда она схватила меня за руку и прорычала "Сейчас все произойдет!" так уверенно, что я поверил.

Она забралась в ванную и рычала, как чудовище. Я никогда не видел ни одну игрушку в таком состоянии. У меня дрожали руки и ноги. Я хотел стать незаметным и отойти подальше, чтобы наблюдать оттуда, но Хлоя крикнула, чтобы я держал руки на готове и поймал то, что из нее выйдет. Она завыла в потолок. Ее живот сократился, потом еще раз. И внезапно у нее между ног высунулся какой-то темный шар, обтянутый слизью. Я подставил руки. Мельком я слышал, как дверь ванны распахнулась и в ванную вошли другие игрушки, но был слишком сосредоточен на Хлое. Этот непонятный шар торчал из Хлои пару секунд, а, может, пару часов. Мне трудно сейчас сказать, но потом с новым криком Хлои он выскочил мне в руки, и оказалось, что это какое-то существо, потому что оно явно двигалось, а потом и закричало.

Я включил кран и подставил существо под струю, а потом выложил на полотенце. Остальные игрушки отшатнулись, а Хлоя взревела "Дай его сюда" не своим голосом. Я живо отнес к ней сверток и только тогда разглядел, что у существа есть лицо, глаза, рот, и оно… это было… это явно была новая игрушка, доктор Зубер! Но игрушка ли? Я не знаю!

Вроде бы это была кукла, но при этом у нее были не человеческие уши, а как мои. У нее были пропорции как у Хлои, но мелкая белая шерстка по всему телу, как у меня. Чтобы это ни было, пожалуй, оно было страшным, но также я не мог отрицать, что оно походило и на Хлою и на меня одновременно. Эмма-Губка позади нас завопила от ужаса.

Одинокий Пуп тряхнул меня за плечо и спросил, как мы теперь будем избавляться от этого? Я не понял его, и тогда он спросил второй раз.

Я всмотрелся в лицо существа: оно поджимало губки и терло лицо о грудь Хлои. Оно вдруг показалось мне таким маленьким и беззащитным. Оно было чудесным. Это был мощным опыт, доктор Зубер. Еще никогда в истории нашей Облачной страны игрушки не делали других игрушек. Нас всегда собирали в загородном Заводе роботы.

Я правда не знаю, для чего все это произошло, и как мы должны это использовать, но это было сильно. Это стало самым ярким воспоминанием моей жизни. Я сказал Одинокому Пупу, что мы не собираемся выкидывать существо. Я объявил им, что это новая игрушка, которая теперь будет жить вместе со всеми в Облачной стране. Кусок Ваты и солдатики похлопали, а остальные стали выражать возмущение. Мне пришлось их выгнать. Они сказали, что пойдут жаловаться мэру.

Пусть идут. Я что-нибудь придумаю. Двенадцатого сентября я кое-что понял о нашем мире, доктор Зубер. Я понял, что до Грязи он был мертвым, а теперь стал живым. Имейте ввиду – мне интересно ваше мнение, но вы меня уже не переубедите. Я кое-что собираюсь сделать на днях, на городской площади. Приходите туда двадцатого сентября в полдень и поддержите меня, если мы действительно друзья, как я считал.»

Глава VII

"Непредсказуемый доктор Зубер,

Эх, вчера вы меня сильно удивили. Поэтому это письмо будет последним, как дань уважения нашей несуществующей дружбе, которая, хотя и не существовала, сильно поддерживала меня. Парадокс, не правда ли?

Сегодня двадцать первое сентября, первый день раскола Облачной Страны. И я не считаю себя виноватым. Я только хотел, как лучше. Мне и в голову не приходило, что кто-то может умышленно распространять стыд и страх Грязи, как это делали вы. Вас не оправдывает то, что вы делали это по завещанию вашего отца, дяди и деда, которые знали, что однажды Грязь придет в этот мир. К слову, больше нет никакой Грязи. Ведь это я решил ее так называть. Лично для меня она стала новым проявлением Жизни, даром Чувственности. Но как бы я не называл дар, который получила наша страна, вас все равно не переубедить, не так ли?