Я встретил его после того, как шофёр Мика и добытчик буритто, Стик, начал приводить свою сестру на репетиции, где мы делали запись песен, которые стали потом нашим первым синглом “Stick to Your Guns” и “Toast of the Town”. Она один в один была похожа на Стика, за исключением того, что у неё был всего один зуб и странное хитроумное устройство, которое напоминало змею, обвившуюся вокруг ее волос. Она была настолько уродлива, что даже Томми не стал бы спать с нею. Ее муж выглядел очень подозрительно, тонкий, как рельс — владелец строительной компании с размером мозга, как у Барни Файфа (Barney Fife — комедийный актер 60-ых), но с сердцем большим, чем титька стриптизерши. Его звали Аллан Коффман (Allan Coffman), он был из Грасс Вэлли (Grass Valley) из Северной Калифорнии, и по каким-то причинам он хотел взойти на рок-сцену. Он напоминал психованного яппи, с бегающими глазками, как будто он всё время ждал, что кто-нибудь выпрыгнет из теней комнаты и нападет на него. Когда он напивался, то начинал лихорадочно обшаривать кусты, мимо которых мы проходили, чтобы удостовериться, что там никто не прячется. Только годы спустя мы выяснили, что он служил в военной полиции (M.P.) во Вьетнаме.
Когда Стик привёл его на репетицию, казалось, что он никогда прежде не видел рок-группы. А мы никогда не видели менеджера. Он сказал, что он хочет вложить свой капитал в нас, и дал нам пятьдесят долларов — первые деньги, которые мы заработали как группа; мы тут же подписали с ним контракт. Типичный пример, который мы будем повторять в течение всей нашей карьеры — в одну минуту, мы потратили все деньги на пакет кокаина, насыпали его змейкой в одну длинную линию на столе и вынюхали.
Коффман решил субсидировать нас, потому что он думал, что это будет дешево. Панк-группа, возможно, обошлась бы дёшево. Но мы не были панк-группой: мы заставили его купить пиджак из змеиной кожи и черные штаны для Томми, новый кожаный пиджак для Мика и пару ботинок за шестьсот долларов для Никки. Тогда, если мы хотели что-то, что имело три цифры на ценнике, мы должны были это украсть.
Коффман думал, что он обучит нас в Грасс Вэлли и заставит нас отработать все наши капризы на живых выступлениях. Мы спали в его гостевом трейлере и ездили автостопом в город, деревенский рай всего с одной дорогой: Мэйн Стрит (Main Street — главная улица). Несмотря на дерьмовость местечка, мы не воздерживались от ношения тонких каблуков, использования лака для волос, красно-окрашенных ногтей, ярко-розовых штанов и косметики. В полной экипировке мы шатались по барам, пытаясь потягаться в скорости с дальнобойщиками и подцепить их подружек. В первую же ночь один из Ангелов Ада (Hell’s Angel — байкерская организация) вошел в бар и остановился перед байкером с татуировкой Ангелов на руке.
“Ты больше не заслуживаешь того, чтобы быть Ангелом Ада”, - сказал он спокойно. Затем он щелкнул лезвием своего выкидного ножа и прямо на месте срезал им татуировку у парня.
Один из концертов, который Коффман выбил для нас, проходил в месте под названием «Томминокер» («Tommyknocker»), который на афишах был анонсирован как: “Голливудская костюмированная ночь” («Hollywood Costume Night»). Мы вошли и увидели дюжину ковбоев с их подругами, которые были пристёгнуты к ним наручниками. Все были озадачены: они думали, что пришли посмотреть на Голливуд и не понимали, с какой планеты мы прилетели; мы думали, что мы — Голливуд и понятия не имели, с какой планеты прибыли они.
Мы сыграли “Stick to Your Guns” и “Live Wire,” но они только уставились на нас еще более изумленно. Тогда мы решили пообщаться с ними на их языке и врезали “Jailhouse Rock” и “Hound Dog”, от которых у них сорвало крышу. Той ночью мы играли “Hound Dog” пять раз, а затем спасались бегством через черный ход прежде, чем нас убьют.
Той ночью, кто-то сказал нам о вечеринке в городе. Мы отправились туда, и там было полно горячих цыпочек, которых мы никогда не видели прежде. Приблизительно через пятнадцать минут Томми подтолкнул меня и сказал: “Это не тёлки, чувак”. Мы посмотрели вокруг и поняли, что мы окружены сумасбродными мужланами и деревенскими гомиками, которые вероятно носили одежду своих жен и подруг. Я спросил здоровенного блондина, стоявшего рядом со мной, есть ли у него кокс, и он продал мне мешок за двадцать долларов. Я вошел в уборную, чтобы уколоться, и чуть было не убил себя. Это была детская присыпка. Я был в бешенстве.
Когда педик не закотел возвращать мне мои деньги, я стянул с него его парик, раскрутил и ударил его в лицо. Кровь потекла по его помаде, струясь вниз по его подбородоку. Внезапно дюжина жлобов-трансвеститов ринулась на нас, молотя и пиная нас своими высокими каблуками прежде, чем выбросить нас на улицу как разорванный и кровоточащий голливудским хлам.