Грязная буйная штучка

— Да, так просто, — сглотнув, она добавляет: — Я люблю тебя. Нам не нужно начинать все сначала. Я напортачила, ты тоже. Уверена, в будущем у нас еще много разных ссор.

Она вытаскивает из чемодана джинсы, свитер и белье и разворачивается, чтобы пойти в ванную переодеться. Я и сам не заметил, как поднялся и пересек комнату.

— Не одевайся.

Остановившись на полпути, Харлоу облокачивается о стену. Я медленно подхожу к ней, и последние несколько шагов тянутся почти вечность. Я вижу, как на ее горле бьется пульс.

— Финн, — она запрокидывает голову, наблюдая за мной, когда я подхожу ближе и останавливаясь буквально в паре дюймов от нее.

— Ты любишь меня? — я протягиваю руку к поясу ее халата.

— Конечно, люблю, идиот, — она облизывается и снова прикусывает нижнюю губу, потому что она чертовски знает, что от этого я становлюсь твердым. — Я тебе это уже говорила. Думаешь, это пройдет за несколько дней, как временная татушка?

Смеясь, я наклоняюсь, чтобы отодвинуть полу халата и поцеловать ее ключицу. Она пахнет шампунем и легким ароматом, который я не смогу забыть и через миллион лет: как жимолость и нагретый солнцем камень, как Харлоу, как моя.

Я развязываю пояс и раскрываю ее халат, застонав от вида ее голой кожи, золотистой и гладкой.

Ее глаза закрываются, и она хрипло стонет, когда я провожу рукой от бедра до груди и обратно, притягивая ее к себе.

— Прости меня, — говорю я, чувствуя тепло кожи ее шеи. — Я так рад, что мы не начинаем все заново, но я все равно хочу тебе это сказать. Прости, что я молча уехал из города. Прости, что вчера не поговорил с тобой. И я просто чертовски сожалею, что не позвонил тебе узнать, не забеременели мы.

Она немного отталкивает меня, чтобы видеть мое лицо.

— «Мы»?

— Блять, Харлоу. Ты бы не осталась одна.

Смеясь, она согласно кивает.

— И ты меня прости.

— Малышка, это были самые жалкие гребанные две недели.

Она замолкает, прижавшись лицом к моей шее. Спустя пару секунд она икает и молча кивает, и я понимаю… она плачет.

Немного отодвинувшись, я беру ее лицо в ладони.

— Эй… Не надо. Я…

— Я думала, между нами все кончено, — говорит она. Я вытираю большими пальцами ее слезы. — На лодке. Решила, ты меня бросил. И я не знала, как смогу это пережить. Я никогда такого не испытывала.

— Я не смог бы тебя бросить.

— Но ты уехал, помнишь? — она смотрит на меня, и еще две слезинки катятся по ее щекам. — Ты взял и уехал, не захотел со мной говорить, и я испугалась, ведь с тобой я поняла, что ты мой единственный.

В моей груди что-то сжимается, я быстро стаскиваю с себя футболку и снова притягиваю ее к себе. Мне нужно почувствовать ее кожа к коже, чтобы мое сердце было как можно ближе к ней. Поведя плечами, она снимает халат и прижимается к моему жару, обняв меня за шею.

Все в Харлоу видят силу, с которой сложно не считаться. Но уязвимая Харлоу открылась только мне. Она только что сказала, что чувствует, и со мной было то же самое — я нашел свою девочку, и больше не хочу портить с ней отношения.

— Мы все будем обсуждать, — уверяет она, прижимаясь губами к моему плечу. — И ты больше никогда молча не уедешь от меня. Обещай мне.

— Обещаю, — я слегка прикасаюсь к ее губам. Я хотел, чтобы эти мягкие нежные прикосновения были залогом обещания, но она приоткрывает рот, и из нее вырывается звук, смесь рыдания и стона, и, блять, это, самые сексуальные звуки в мире, которые я заставил ее издавать, это так неукротимо.

В то же мгновение ее язычок скользит по моим губам, зубам, языку, и ее легкие умоляющие звуки заполняют мою голову. Она опускает руки вниз по моему телу, прижимает ладонь к передней части джинсов, я и так уже возбужден, но от ее прикосновения становлюсь каменно-твердым, нуждаясь в ней и ощущая, будто у меня под кожей уже горит огонь.

Она расстегивает все пуговицы, запускает руку мне в боксеры и, сдавленно вздохнув, оборачивает руку вокруг моего члена. Мне нужно, чтобы эти чертовы джинсы были у меня на щиколотках, а ее ноги вокруг моей талии.

Нужна ее кожа, ее звуки и отрывистое дыхание на моей шее. Мне необходим ее вкус на моем языке и…

— Я теперь на таблетках, — говорит она между дикими посасывающими поцелуями. — Я начала их принимать с того дня, как начались месячные.

— Твою мать, — застонал я. — Это самые лучшие слова в мире.

Она смеется, спуская мои джинсы, и я скидываю их вместе с обувью и прижимаю ее к стене.

— В следующий раз я буду медленнее, — говорю я и кладу руку ей между ног. Провожу пальцем по клитору, потом ниже, по ее невероятной влажности. Ебать. — Позже мы оба насладимся, но сейчас просто…

— Замолчи, — на сдавленном выдохе говорит она. — Я знаю.

Я приподнимаю ее и оборачиваю ее ноги вокруг себя, она, не двигаясь, наблюдает, как я опускаю между нами руку и трусь об нее головкой. Вверх и вниз, едва входя — блять, блять — и выходя.

— Смотри на нас.

Она резко задерживает дыхание.

— Я смотрю.

Легкое движение ее тела, и вхожу и выхожу из ее тела с мучительным блаженством. Мои руки дрожат от того, как сильно я хочу вонзаться в нее, но она неправильно понимает мои действия.