На улице он первым делом прошелся по бульвару в поисках свободного места на скамейке. Мамаши и бабушки уже вывели на утреннюю прогулку детишек и с упоением вели беседу, словно их месяц держали взаперти и наконец выпустили на волю. Плетнев поморщился от их трескотни. Обсуждались вчерашние сериалы, отвратительное качество стирального порошка, который рекламировали по телевизору, а от него линяет белье. Делились рецептами всевозможных блюд, жаловались на равнодушие мужей, злых свекровей, нерадивых невесток, мечтали о богатых спонсорах, и еще всякую ненужную информацию выдавали неумолкающие женщины, устроившие в городском парке международную женскую конференцию. Краем уха Плетнев услышал обрывки фраз на украинском и молдавском языках и даже приметил двух чернокожих девиц, которые копались в песочке со своими кудрявенькими пупсами. Наконец Плетнев добрел до скамейки, где спал, укрывшись газетой, бомж, аккуратно поставив у скамейки кроссовки, разношенные в хлам. Никто не рисковал присесть рядом, хотя местечко еще оставалось. Боялись заразы. Но Плетнев, за ночь подружившись с бомжами, почувствовал в этом родного человека и сел на краешек скамейки. По-хорошему стоило бы позвонить Турецкому. Поблагодарить за чудесное спасение. Антон представил, как тот будет его отчитывать, и звонить сразу расхотелось. Было множество вариантов с пользой провести время. Сходить в Макдоналдс. В это раннее время там народу еще мало, так что в туалете можно было заодно умыться и даже побриться одноразовой бритвой. А потом уже и перекусить. После этого не грех было бы съездить на набережную и покрутиться у баржи. Посмотреть свежим взглядом на место происшествия. То есть место убийства. И сделать какие-то выводы.
В Макдоналдсе в это раннее время действительно народ собрался в основном одинокий, а потому в небольшом количестве. Пили кофе, ели свои биг-маки и макали картошку в соусы. Все это молча, под милую, немного печальную музыку, которая неназойливо скрашивала жизнь ранних посетителей. Видно, по утрам сюда сходились те, кому даже завтрак готовить дома было в лом.
В туалете вообще ни единого человека. Хоть стиркой занимайся — никто не помешает. И чистота такая, что даже глаз радовался. Не то что в туалете отделения милиции, где он в основном отмывал руки, а на лицо плеснул водой под громкие возмущенные вопли бомжей — все хотели на халяву воспользоваться благами цивилизации. Так что теперь Плетнев не торопясь и с удовольствием умылся, вытащил одноразовую бритву, которую купил в киоске, и, намылившись жидким мылом, тщательно побрился. Если бы не синева под глазами, выглядел Антон если не хорошо, то на четверку с минусом. Сделал несколько резких движений, повернувшись туловищем то вправо то влево, помахал мельницей руками, одним словом — зарядкой тоже не пренебрег. И совсем уже бодрый взбежал по ступенькам в зал. Позавтракал Плетнев с удовольствием. Даже не ожидал, что на этот раз ему так понравится паршивенький кофе, а огромный биг-мак покажется почти натуральной едой. Все-таки хорошо вернуться к цивилизованной жизни! Надо ценить такие моменты, подумал Плетнев, слушая романтическую музыку и откусывая большими кусками от биг-мака.
Плетнев решил по городу не бродить и времени не терять, а сразу взял такси, чтобы подъехать к барже с надписью «Отель „Ставрида“. Таксист не удивился желанию клиента в такое неурочное время посетить известное в городе заведение. Его безучастное лицо вообще ничего не выражало. Только, уже высаживая пассажира у баржи, он бросил в открытое окошко:
— Слышь, мужик, тут невдалеке вчера поножовщина была. Девчонку зарезали. Думаю, из этого отеля. Не мое дело, но я бы сюда теперь не совался.
Плетнев поднял руку ладонью вверх, дескать, спасибо, приятель, учту, и дождался, когда таксист отъехал.