Грязная история

Ну так вот, я наблюдал за Уилленсом, и он никогда не напивался пьяным, во всяком случае, раньше этого за ним не водилось. Когда он много выпивал, у него несколько вытягивалось лицо, а интонации становились чуть резче и хитрее, только и всего. Он был высок и худощав, очень спокоен и небрежен, но с отличными рефлексами. Я бы сказал, что он мог легко перепить любого из присутствовавших, исключая, пожалуй, Гутара и Кинка. И все же в тот вечер на его лице застыла бессмысленная ухмылка, и он по-идиотски кивал головой, слушая длиннющий и скучнейший рассказ одного из офицеров о жизни в Конго. Я уже тогда больше чем наполовину был уверен, что он притворяется. А когда, немного позже, он встал, покачнулся и вышел из палатки, пробормотав извинение, у меня не осталось на этот счет никаких сомнений.

Я увидел, как Кинк поджал губы. В то же время я поймал взгляд Барбары Уилленс. Она слегка пожала плечами.

– Мой муж давно не упражнялся, – сказала она по-английски.

– Может быть, его немного лихорадит?

Если он не притворялся, это оказалось бы наиболее подходящим объяснением.

Она улыбнулась.

– Кого, Адриана? Он прошел через все на свете, кроме разве чумы. У него полный иммунитет, даже от москитов, которые это чуют. Все, что ему нужно, – глоток свежего воздуха.

В тот момент она не пошла вслед за ним. На другом конце стола мадам Тропмен распространялась по поводу глупости африканской прислуги – ее любимая тема. Миссис Уилленс закатила глаза к небу.

– Эта женщина прямо-таки несносна, – сказала она, снова по-английски. – Все черно-белые помеси одинаковы. Они только и знают, что твердить о глупости черных, потому что от этого им становится легче.

– Я думал, она евроазиатка.

– Афро-евроазиатка из Гвинеи. Не знаю уж, какой крови на сколько процентов. Но я знаю одно – она наводит жуткую тоску. Жить в том домике – наверняка будет сущий ад.

Она имела в виду, что в пятницу, в день начала операции, все пять женщин должны переселиться в домик у железной дороги. Я не пытался защищать мадам Тропмен. Когда люди помешаны на цвете кожи, тут ничего нельзя поделать. Я был уверен, что и меня мадам Уилленс причисляла к черномазым и выносила только потому, что я говорил по-английски. Вот почему следующая ее ремарка так ошарашила меня.

– По-моему, глупо называть вас мистер Симпсон. Ведь ваше имя Артур, не правда ли?

– Да, миссис Уилленс.

– Меня зовут Барбара. – Она вздохнула. – Я полагаю, надо бы посмотреть, как там мой муженек. Вы ничего не имеете против того, чтобы проводить меня до нашей хижины, Артур?

– Конечно, нет.

Их хижина располагалась на другой стороне нашего сектора лагеря, и бродить здесь после наступления темноты было занятием, требующим крепких нервов: кругом царили джунгли, и время от времени из них доносились звуки, от которых мурашки по спине бегали. И все равно я был удивлен. В конце концов, мы находились в европейской части лагеря, которая охранялась черными часовыми, чтобы другие черные не поворовали наши пожитки. К тому же эта женщина носила брюки и могла постоять за себя. Я был озадачен. Не такой уж я дурак, чтобы предположить, что она хотела пофлиртовать, пока ее муж несколько вырубился. Для этого она бы выбрала Гутара. Единственное объяснение, приходившее мне на ум, так это то, что ей надоело все время говорить по-французски и хотелось немного поболтать на родном языке.

В одном отношении я оказался прав, но только в одном: мы действительно провели нашу беседу на английском.

Когда мы вышли из палатки, я достал свой фонарь и включил его.

– О, в этом нет необходимости, – сказала она.

– Пожалуй, так. – Ночь не была уж такой кромешно-темной. Сквозь деревья просвечивали костры в войсковом лагере, да светила четвертушка луны.

– Кроме того, в темноте легче разговаривать.

– Да? Это для меня что-то новенькое.

– Когда не видно лица собеседника, значение имеют только сами слова. Оба слушают более внимательно. Меньше шансов неправильно понять друг друга.

Тут я уж совсем сбился с толку. Взглянув на нее, шагающую рядом со мной, я мог различить только ее профиль. Она смотрела прямо перед собой.

– Знаете, Адриан не был пьян, – сказала она.

– Я так и знал. Мне показалось, что он притворяется.

– Правильно показалось. Адриан говорил, что вы догадливы.

– Не настолько, чтобы догадаться, зачем ему это понадобилось.

– Он притворился для того, чтобы мы имели возможность поговорить наедине и чтобы никому не пришло в голову, что происходит. Они там думают, что вы играете роль услужливого человечка.

– А это не так?

– Может быть, и так. И, между прочим, не без пользы для себя. У Адриана есть для вас деловое предложение.

– Это звучит очень интересно, миссис Уилленс, и я слушаю со всем вниманием, но если у вашего мужа есть деловое предложение, почему он сам не выскажет его мне?

– Мера предосторожности, Артур. Для начала я собираюсь рассказать, как все задумано, чтобы вы могли точно определить свою позицию.

– Я всегда рад это сделать, миссис Уилленс. – Мы уже дошли до их хижины, и я притормозил.