Грязная история

Анна положила на стол визитную карточку и дописала от руки еще три телефона.

Действительно, очень деловая дама.

Они попрощались, и Турецкий пошел за Анной закрывать калитку. Походка у Анны была легкая, и он не мог оторвать глаз от ее фигуры. Королева… — только и подумал. Но не про меня… Однако руку на прощание поцеловал. Анна вскинула на него удивленные глаза и слегка улыбнулась. Он смутился. Действительно, как-то по дурацки вышло. Следователям негоже целовать руки клиентам. Вот если бы он был ее модельером или, на худой конец, дантистом, тогда другое дело.

За забором застучали каблучки ее туфель, потом послышался шум подъезжающей машины. Турецкий поднялся на цыпочки и заглянул за забор. Анна садилась в такси.

Теперь, когда аромат духов уплыл вместе с хозяйкой, можно было отвлечься от ее женских чар и сосредоточиться на деле. Прежде всего стоило бы встретиться с тренером. Турецкий тут же стал набирать номер телефона Лагутина Юрия Ильича.

Трубку подняли сразу, словно хозяин сидел у телефона и ждал звонка. Турецкий представился и попросил о встрече. Юрий Ильич немного поколебался, но все-таки согласился.

Бывший тренер Анны Гущиной — немного грузноватый мужчина средних лет — с любопытством смотрел на гостя. Он усадил его на диван, а сам устроился в кресле напротив. Обстановка в комнате была скромная, мебель типичная для пятидесятых годов — светлый орех, довольно потертый. На облезлом журнальном столике лежала стопка газет, несколько журналов, в пепельнице дымилась недокуренная сигарета.

Турецкий подробно описал причину своего визита.

— Ну, как там моя подопечная? — сразу стал расспрашивать Турецкого тренер. Его карие глаза внимательно смотрели на собеседника. — Я ее давно уже не видел. С тех самых пор, когда случилось это… несчастье и я присутствовал на суде.

— Слава богу, процветает, — порадовал его Турецкий. — Спорт, конечно, пришлось оставить. Но она теперь снискала себе уважение на другом поприще.

— А чем она теперь занимается?

— Бизнесвумен, — коротко ответил Турецкий. — Я хотел спросить у вас, Юрий Ильич, как высоко вы ценили успехи Гущиной в стрельбе?

— Очень высоко. Чрезвычайно талантливый стрелок. Вы знаете, сколько у нее наград? Да рядом с ней я бы мог поставить не больше двух-трех стрелков такого уровня. Очень жаль, что все так печально закончилось и ее карьера прервалась на самом пике расцвета.

— Я пришел к вам поговорить о том далеком дне, когда произошла эта трагедия.

— Прошло уже десять лет… — напомнил Юрий Ильич.

— Тем не менее хотелось бы прояснить картину. Никогда не поверю, что вы все забыли.

— А я этого и не говорю, — вдруг горячо возразил тренер. — Вы знаете, когда меня как свидетеля вызывали к следователю, да не однажды, я подробно рассказывал, кто где стоял, когда Гущина произвела свой выстрел. Пытался доказать, что она не могла попасть в того бедолагу из оцепления.

— Мне она тоже нарисовала схему. Не хотите ли ознакомиться? Может, что-то сможете уточнить?

Юрий Ильич расправил перед собой тетрадный лист и низко склонился над ним. Какое-то время поизучал, что-то тихо бормоча.

— Да, это было именно так. Вот смотрю на схему и сразу восстанавливается картина того дня. Гущина стояла на крайней позиции. Слева от нее стоял Мартынов Костя, рядом с Анной — Денис Белобров. Тоже мощный стрелок. Кстати, тот человек, из оцепления, стоял по правому краю…

Он поднял голову и взял тлеющую сигарету из пепельницы, затянулся.

— Расширяет сознание… — вдруг сказал, выпустив тонкую струю дыма.

— Никогда об этом не задумывался, — признался Турецкий. — А ведь вы правы — действительно расширяет. Надо бы запомнить эту фразу.

— Анна Гущина была, можно сказать, моей любимой ученицей. Стрелок от Бога. Теперь кажется, что не было таких вершин, которые она не могла бы достичь. Подрезали ей крылья, подрезали…

— Кто подрезал? — решил поймать его на слове Турецкий.

— Кто? — переспросил Лагутин. — Да кто ж знает? Экспертиза подтвердила, что пуля ее… — Он опять затянулся. — А разве попрешь против факта? Хотя он и кажется невероятным.

Он держал сигарету двумя пальцами и о чем-то задумался. Молчал теперь долго, и Турецкий терпеливо ждал, когда же Лагутин вынырнет из глубин своих воспоминаний. Юрий Ильич сидел в удобной позе, и его крупная с залысинами голова надежно расположилась в ямке изголовья старого массивного кресла. Тяжелые веки полуприкрыли глаза, и Турецкий забеспокоился, не засыпает ли его собеседник. Он осторожно заскрипел диваном. Лагутин встрепенулся.