Грязная история

Здесь я допустил грубую ошибку, хотя в тот момент этого не осознавал. И Геннадио — тоже. Как ни странно, он мне поверил и даже скупо улыбнулся. Потом, кивнув, вернул мне вид на жительство.

— Значит, через три дня, — сказал маклер, — то есть в пятницу в это же время. — И безапелляционным тоном добавил: — Весь остаток суммы тоже принесете наличными. Ровно тридцать пять тысяч.

Как будто я этого не знал!

Глава 3

Миссис Карадонтис жила в большой квартире неподалеку от афинской высшей технической школы.

Обычно я приходил туда два раза в неделю, показывал старухе свой журнал, расчеты и отдавал ее долю выручки. Я не любил эти визиты, даже если она не закатывала скандал из-за каждой драхмы. Как правило, я не обращал особого внимания на дурные запахи — запах есть запах, но в квартире миссис Карадонтис попросту смердело. Не знаю, чем именно; иногда мне приходило в голову, что это дотлевает ее покойный муж. Приблизительно так пахнет протухшая вода в вазе для цветов, только эта вонь была намного сильнее и противнее.

От самой миссис Карадонтис несло духами, и оба запаха, смешиваясь, создавали настолько незабываемое зловоние, что оно потом преследовало вас, как дурной сон. Миссис Карадонтис, худой и темноволосой гречанке, было лет шестьдесят. На верхней губе у нее росли волоски, а голос звучал по-командирски зычно. Старуха здорово пила, и я всегда старался прийти как можно раньше, в первые вечерние часы, чтобы покончить с расчетами, пока она не наклюкалась, иначе процедура занимала раза в два больше времени. Миссис Карадонтис была ярой роялисткой и, осушив несколько рюмок подряд, имела обыкновение читать газету вслух и всячески поносить правительство, после чего переходила к воспоминаниям о покойном муже и заливалась слезами, а затем вновь костерила правительство. Это могло продолжаться часами. Чтобы выдержать все это, мне приходилось тоже прикладываться к бутылке, но никакая выпивка не могла притупить обоняние.

Однако в тот вечер я заглянул к миссис К. в половине десятого. Расчеты мы должны были сделать только в четверг, а я хотел, чтобы к тому моменту, когда я заговорю о деньгах, старуха как можно более размякла.

Миссис К. и впрямь сильно развезло. Я даже подумал, что пришел слишком поздно и теперь она своей пьяной болтовней не даст мне возможности высказать просьбу. Как только я вошел, старуха начала размахивать номером «Аподжевматини» и ругать изменническую, с ее точки зрения, речь мистера Маркезиниса. Миссис К. не спросила, почему я пришел в неурочный день, — любой слушатель устраивал ее больше, чем полное отсутствие оных. Пожалуй, она даже обрадовалась мне и два раза подряд прочитала всю речь вслух. Я попивал «Метаксу», вставляя односложные междометия.

Я заранее тщательно обдумал, что скажу миссис К. Она была старой дурой во многих отношениях, но только не в денежных вопросах. Тут старуха превращалась в истинную ведьму и яростно отстаивала закон и порядок. Сама она, конечно, могла мухлевать при расчетах, ведь это были ее деньги, но приходила в дикую ярость, если ее обсчитывали другие. Признайся я, что деньги нужны мне, чтобы купить поддельный паспорт, миссис К. могла не на шутку разораться, а то и позвонить в полицию. Поэтому мне требовалось сочинить иное оправдание для займа.

Несмотря на то что мне было только семь лет, когда погиб мой отец, я очень хорошо запомнил его, а также кое-какие излюбленные высказывания. Отец действительно был офицером и джентльменом, но еще и профессиональным солдатом, накопившим огромный опыт как сержант, произведенный в офицеры. Он был «старым воякой» и, фигурально выражаясь, знал, как сделать, чтобы бутерброд падал на землю маслом вверх.

Первое правило, которому научил меня отец, звучало так: «Никогда не лги без крайней необходимости». И еще одну его поговорку я всегда помнил: «Если не можешь держать нос в чистоте, пусть никто не видит, как ты в нем ковыряешься». Отец, конечно, шутил, поскольку обладал тонким чувством юмора, но во всех его прибаутках непременно присутствовало зерно здравого смысла. В трудную минуту я всегда старался отыскать какую-нибудь подходящую отцовскую поговорку, и в десяти случаях из десяти она подсказывала мне выход.

В данном случае я припомнил такой его афоризм: «Зачем обдирать кулак о челюсть противника, если гораздо проще двинуть ему коленом в пах?»