Грязная работа

— Алло, Ашер? Привязанный к стулу — да, — ответил Мятник. — Окруженный маленькими монстрами — да. Но никак не бесчувственный.

— Извините, — сказал Чарли.

— Все в порядке, — продолжала Одри. — Его звали Уильям… Билли, и мы два года были вместе, а потом он заболел. Всего через месяц после того, как мы обручились, ему поставили диагноз — неоперабельная опухоль мозга.

По их оценкам, жить ему оставалось месяца два. Я бросила учебу и не отходила от него. Одна сиделка из хосписа знала, что я изучаю Восток, и посоветовала нам поговорить с Дорже Ринпоче — монахом из Тибетского буддистского центра в Беркли. Мы беседовали о «Бардо Тедол», которая вам известна как «Тибетская книга мертвых». Он помог Билли переместить сознание в следующий мир — в следующую жизнь. Отвлек нас от тьмы, и смерть после общения с ним стала естественной — какой-то надеждой. Когда Билли умирал, я не отходила от него и чувствовала, как его сознание движется дальше, — по правде чувствовала. Дорже Ринпоче сказал, что у меня особый талант. Он считал, я должна учиться дальше у верховного ламы.

— И вы стали монахиней? — спросил Чарли.

— Я думал, лама — это такой рослый баран, — произнес Мятник Свеж.

Одри не обратила на него внимания.

— У меня болела душа, и мною нужно было руководить, поэтому я поехала в Тибет, где меня приняли в монастырь. Там я двенадцать лет изучала «Бардо Тедол» под водительством ламы Кампары Ринпоче — семнадцатой реинкарнации бодхисаттвы, который тысячу лет назад и основал нашу школу буддизма. Он обучил меня искусству «пхова» — переноса сознания в момент смерти.

— Чтоб вы могли делать то, что монах сделал для вашего жениха? — спросил Чарли.

— Да, я проводила «пхову» для многих горных поселян. У меня это была вроде как специализация… ну и шила для всех в монастыре одежды, конечно. Лама Кампара мне сказал, что он чувствует — я очень старая душа, реинкарнация сверхпросветленного существа, жившего много поколений назад. Я сначала думала, он меня просто хочет как-то проверить, чтобы я поддалась своему эго, но, когда приблизился час его смерти, он позвал меня совершить с ним «пхову». И я поняла, что проверка — вот она, он доверяет мне перенос своей души.

— Можно для протокола? — перебил ее Мятник Свеж. — Я бы вам не доверил даже ключей от машины.

Игуанодон ткнул шпажонкой Мятнику в икру. Дылда ойкнул.

— Видите? — сказал Чарли. — Вы грубите, и вам воздается. Карма.

Одри улыбнулась Чарли, поставила чашку на пол и сложилась в позу лотоса.

— Когда лама скончался, я увидела, как его сознание покидает тело. Затем я ощутила, как и мое сознание покидает тело, и я отправилась за ламой в горы, где он показал мне пещерку, заваленную снегом. В пещерке стоял каменный ларец, запечатанный воском и сухожилиями. Лама сказал, что я должна отыскать этот ларец, после чего пропал — вознесся, и я снова оказалась в своем теле.

— Вы тогда сверхпросветлились? — спросил Чарли.

— Я даже не знаю, что это значит, — ответила Одри. — Насчет этого лама ошибся, но когда я проводила с ним «пхову», что-то меня изменило. Когда я вышла из кельи, где осталось его тело, в людях я различила сияющую красную точку — там, где у них сердечная чакра. То же самое, за чем я последовала в горы, — бессмертное сознание. Я видела человеческую душу. Однако меня больше тревожило другое: я видела, что у некоторых людей нет этого сияния или я его просто не вижу — и в них, и в себе. Я не знала почему, но мне было ясно, что каменный ларец нужно отыскать непременно. И я нашла его, пройдя той тропой, которую показал мне лама. В ларце лежал свиток, который большинство буддистов считали — и считают до сих пор — мифом. Утраченная глава «Тибетской книги мертвых»… Там описывались давно забытые искусства — «пхова насильственного переноса» и «пхова неумирания». О последней я даже не слышала. Первая позволяет насильно переносить душу от одного существа к другому, а вторая продлевает переход, «бардо», между жизнью и смертью. На сколько угодно.

— Это значит, вы можете заставить людей жить вечно? — спросил Чарли.