Грязная тайна

Шумно вдохнув, понимаю, что мне безумно хочется к Медведю. Знаю, что в жарких объятиях, слушая спокойный ровный голос и глядя в его глаза, я найду такое нужное в этот момент утешение. Может, пока не разобран рюкзак, заказать билет и вернуться обратно? Сбежать от осуждения и проблем? Подвести свой танцевальный коллектив перед новогодними праздниками? Подставить напарницу в кофейне? Стать гораздо хуже той, чем я есть?

Мама сухо благодарит, когда я ставлю перед ней чашку с чаем. Опускает глаза и греет руки. Она будто разом постарела за считанные часы. Помню, мама всегда мечтала, что мы с сестрой будем дружны.

— Я была почти уверена, что ты сорвёшься, — тихо произносит родительница.

— Конечно. Ты прекрасно меня знаешь. Проблема в том, что катастрофы всё равно было не избежать.

— Можно было предотвратить, Алиса. Существовал единственно-верный выход. Тот, что я предлагала.

Она украдкой вытирает слёзы рукавом кофты.

— Предотвратить? Тебе было бы легче, если бы я от него отказалась и была несчастна?

— Я… Я не знаю, как мы будем жить дальше.

— Ты даже представить себе не можешь, что Миша для меня значит, мам. Думаешь мне было вот так просто взять и отрезать чувства? Запереть их на замок?

— У меня же когда-то получилось с первым мужем. Взяла и отрезала. От несчастной любви ещё никто не умирал, Алиса.

— Может повторишь эти же слова, но уже Кате?

Мама вспыхивает от гнева. Я вижу, как подрагивают её руки. Нам всем непросто, но иногда так сильно хочется получить свою порцию материнского тепла, даже если не совсем права. Даже если ошиблась, споткнулась и упала. Хотя теперь отношения с Мишей сложно назвать этими словами, потому что я больше не жалею ни об одной совместно проведённой секунде. И мне впервые хочется защищать своё и бороться.

— Я всю жизнь старалась для вас, Алиса, — произносит мама с отчаянием в голосе. — В итоге получила тонну осуждения.

— Это потому, что взрослые считают, что априори умнее детей и лучше знают, что им нужно. У меня недостаточно опыта, мам, но это не означает, что я не могу принимать какие-то решения. Мой выбор может казаться тебе не совсем верным, но он осознанный. Твои ощущения – увы, не идеал. Это лишь твой жизненный опыт, а у меня он всё равно будет другим. Прости.

— Тоже ненавидишь меня? Считаешь плохой матерью? – грустно усмехается родительница.

— Что? Нет, Боже! Я так не считаю. И Катя тоже, честное слово. Уверена, она уже жалеет о словах, сказанных тебе в пылу ссоры.

Сейчас у меня не поворачивается язык высказаться о наболевшем. После слов сестры я на многие вещи взглянула под другим углом. До этого дня искреннее казалось, что обделяли именно меня. Мало обнимали, целовали и поддерживали. В отместку я старалась как можно яростнее привлечь внимание мамы плохими поступками. Доставляла море неприятностей! Не хватит и дня, чтобы перечислить, сколько раз ей приходилось краснеть. Теперь же я понимаю, что она любила меня. Наверное, так как умела и чувствовала. И я не вправе оценивать её поступки.

— Катя доехала на встречу, — выдыхает мама, пряча телефон в сумку. — Всё нормально.

— Ладно, — киваю в ответ.

— Быть может, однажды, не сейчас… У вас получится общаться. Я бы очень этого хотела, хотя понятия не имею, как и при каких обстоятельствах.

Я жму плечами, провожаю маму до двери. Всё слишком сложно. Время покажет.

Оставшись в одиночестве, я разбираю дорожную сумку, после чего звоню Медведю. Хочу снова найти в его словах утешение. Удивительная вещь, когда он рядом — я искреннее чувствую, что не совершаю никакого преступления по отношению к другим. Но стоит оказаться наедине со своими мыслями, как они агрессивно атакуют голову.

Номер Басаргина занят. Снова и снова. Спустя несколько секунд я понимаю, что он, вероятнее всего, разговаривает с Катей. Меня знобит и трясёт. Ввязавшись в эти сложные отношения, мы оба понимали к чему всё идёт. Правда, не до конца.

Откладываю в сторону телефон, беру в руки книгу. Хочется открыть последнюю прочитанную страницу и погрузиться в мир раскрытия преступлений, чтобы ненадолго забыться. Но в этот раз не выходит.

Миша перезванивает через несколько минут. Внимательно выслушивает мои сбивчивые речи.

— Я обо всем рассказала Кате, но при этом легче не стало — я чувствую себя безумно виноватой! Наверное, начиная со второй встречи с тобой. Когда узнала кто ты. И с каждым днём шкала вины всё растёт и растёт.

— Совсем не чувствовать вину ненормально, — поясняет Медведь. — Она хоть и неприятна, но возникает потому, что мы все социальные существа, связанные друг с другом и друг на друга влияющие. Мы не можем быть безразличными.

Коротко всхлипываю и подхожу к окну. Смотрю на освещённую фонарями улицу и сильнее прижимаю к уху телефон.

— Но просто оставаться виноватым на протяжении всей жизни — это деструктивно, Лисён. Вина разрушает и подрывает собственные опоры, блокирует путь к развитию и удовольствию. Нам важно уметь прощать, в том числе самих себя. Потому что есть вещи, которые не изменить.

— Я не хочу ничего менять.

— Я тоже, — тут же отвечает Миша.

В груди сразу же становится тепло.