Он смотрит на меня очень долго, прежде чем обратиться к Вито Гамбино, и говорит другому человеку:
— Я ручаюсь за него. Он имеет право говорить как мой гость. Прогонишь его и проявишь серьёзное неуважение.
Гамбино выглядит безумно, но, когда его глаза смотрят на мои, с одним лишь взглядом ярости, я молча позволяю ему сказать слово против меня. Гамбино дёргает голову назад к своим людям.
— Убери их. Послушаем, что скажет мистер Картер. В конце концов, — он мрачно улыбается моему разбитому внедорожнику, — он выбросил сотню тысяч только для того, чтобы привлечь наше внимание.
Пока мужчины смотрят на меня с недоверием, я громко заявляю:
— Вообще-то, у меня есть кое-что, что вы захотите увидеть.
Когда Гамбино смотрит на меня, будто я официально злоупотребляю гостеприимством, я говорю:
— Но мне нужно привести другого парня. Он ждёт моего сигнала. Он не придёт, пока я не позвоню.
Кастильо выглядит растерянным.
— Увидеть что?
Мои слова выходят медленно, содержательно.
— Ты действительно захочешь увидеть это.
Без секунды на раздумье он кивает в согласии:
— Возьми своего парня внутрь.
Опускаю одну поднятую руку, чтобы поднять телефон и позвонить. Ни минутой позже, в конце дороги появляется чёрный Ягуар ХЕ, медленно спускаясь к месту, где скопились люди снаружи.
Тонированное окно опускается, и Брэйден Келли высовывает голову, улыбаясь.
— Кто-то заказал пиццу?
Когда никто не улыбается, усмешка Брэйдена сходит с его лица, и он бормочет:
— Сложная аудитория.
Он выходит из машины, и его братья, Шейн и Коннор, выходят следом. Рука Коннора до сих пор плотно завернута в марлю, огнестрельные раны, которыми я его наградил, ещё свежи. Шейн прислоняется к машине, в то время как Коннор садится на капот.
Вито Гамбино возражает:
— Ты сказал один парень, Картер.
Ему отвечает Коннор, и он делает это с ох*енным жаром:
— Если ты думаешь, что мы позволим нашему братишке быть запертым в доме с такими, как вы, и нас не будет рядом, чтобы убедиться, что он уйдёт в том же состоянии, в котором прибыл, — усмехается он, — ты сошёл с ума, старик.
Гамбино обиделся, как Коннор и предполагал.
— Ах ты, мелкий ублюдок…
Но Кастильо прерывает его, глядя на мальчиков Келли:
— Я знаю твою мать, Эйлин. — Он спокойно говорит им: — Она хорошая леди. Держит всех в ежовых рукавицах. Держит свою семью близко. Она мне нравится.
Шейн как обычно всегда дипломатичен, поэтому склоняет голову, и его благодарность искренна.
— Спасибо. Мы тоже её любим в большинстве случаев.
Коннор, который не переставал пялиться на Вито Гамбино, находит слова и объясняет:
— Слушай, мы не пойдем с Брэйденом. Мы просто собираемся потусоваться здесь, полностью на виду. Когда речь идёт о семье, мы серьёзно относимся к безопасности. Я думаю, вы, мальчики, можете это понять.
Вито с долгим вздохом умеряет пыл, качая головой.
— Давайте уже покончим с этим.
Он зовёт всех мужчин в дом, останавливаясь, чтобы прошептать что-то одному из своих солдат, и когда вход почти свободен, два солдата встают прямо напротив Коннора и Шейна. Когда я вхожу в дом рядом с Кастильо, я слышу, как Коннор бормочет одному из мужчин:
— Ну, разве ты не милашка в своём модном костюме.
Мы входим в гостиную, комнату, где встреча была в полном разгаре перед моим неожиданным приходом, и Брэйден приступает к работе, устанавливая свой ноутбук у большого телевизора на стене и подключая провода. Он поднимает мне большой палец, когда он готов, и я встаю рядом с ним и обращаюсь к людям из андеграунда:
— Я не знаком с некоторыми из вас, но большинство узнают меня. Те из вас, кто не знает моего имени, как минимум, знает моё положение.
Я останавливаюсь, чтобы осмотреть многоликую толпу.
— Видео, которое вы будете смотреть, волнует. Без прикрас. Но мне нужно, чтобы вы помнили, что мы люди чести. Я прошу вас посмотреть видео полностью и прежде чем реагировать, хорошенько подумать.
Мой взгляд смертоносен.
— У меня кошачьи рефлексы, и я стреляю быстрее, чем любой из вас, ублюдки. Меня поддержали тридцать самых смертоносных мужчин и самых крутых сук в континентальной части США, одним из моих недавних приобретений стала Эйлин Келли. Я не только похоронил её младшего сына, но и сделал две дырки в её среднем сыне несколько дней назад.
Мой взгляд проходит мимо ухмыляющегося Клаудио Конти, и я хочу ударить пистолетом этого придурка. Для протокола я добавляю:
— Что касается вас, я неприкосновенен. Помните это.
Я шагаю вперёд, чтобы положить руку на плечо Эдуардо Кастильо. С его места я смотрю сверху вниз на Вито Гамбино, прежде чем сказать:
— Может, тебе стоит сесть со мной.
Слегка сузив глаза, он следует за мной к кожаному дивану, занятому двумя солдатами. Когда мы подходим, они встают, освобождая места. Эдуардо сидит, а я обвожу взглядом комнату, наблюдая за десятками людей, сидящих и стоящих в тишине.
Шоу начинается.
После незаметного кивка Брэйдену, экран загорается, и он подходит ко мне, встав на колени у дивана. Улыбаясь, Брэйден наклоняется и шепчет:
— Подумал, я бы немного оживил это, понимаешь? Ради развлечения.