Грязная жизнь

— Я хочу быть там. В качестве свидетеля. Тогда ты получишь от меня больше информации.

Шеф выглядит невозмутимым.

— Нет, Твитч. Теперь ты просишь слишком многого.

Итан обходит стол, чтобы выглянуть в стеклянную дверь кабинета.

— Ни хрена подобного. Я не собираюсь вводить тебя в игру, тем более, когда мы будем брать их.

Я небрежно пожимаю плечами.

— Тогда, полагаю, вы зашли в тупик. — Я встаю и начинаю уходить. — Я оставлю вас наедине. — Поворачиваюсь к шефу. — Я бы пожелал тебе удачи, но… — я слегка ухмыляюсь: — не хочу делать этого. — Подхожу к Итану, который стоит спиной ко мне, преграждая мне выход, и говорю: — Проваливай на хер с моего пути, Блэк.

Итан поворачивается, его лицо насторожено, губы сжаты в тонкую линию.

— Если ты кинешь меня, то я сделаю то же самое в ответ.

— Я не собираюсь никого кидать, — повторяю в сотый раз. — Я просто, бл*дь, хочу вернуться домой, быть с моим сыном, быть с моей женщиной. Вот и все.

Я вижу момент, когда он проигрывает свою внутреннюю борьбу. Он глубоко вздыхает и крепко закрывает глаза, лицо его искажено болью.

— Ладно, — тихо бормочет он, потом снова громче. — Окей. — Его глаза открыты, и он смотрит в сторону начальника. — Подготовьте его через два дня. Мы выдвигаемся на рассвете.

Мои эмоции вспыхивают яркой вспышкой, но я сдерживаю их. В этот момент у меня в голове мелькает только одна мысль.

Моя взяла, ублюдок.

Глава 26

АЛЕХАНДРА

Что-то изменилось в Юлии накануне вечером.

То, что произошло между нами, все еще висело в воздухе, когда я вошла в его спальню, картинно спокойная. Я все еще ощущала его вкус на своих губах, чувствовала его тело рядом со своим, но я сказала себе стряхнуть его, что если буду думать об этом, то это причинит мне больше вреда, чем ему. Поэтому сделала все, что могла, и притворилась, что ничего не произошло, что между нами не было ни поцелуя, ни мгновения.

Линг не вернулась домой к полуночи, и когда он пробормотал что-то насчет отбоя, было очевидно, что он беспокоится о ней. Я задумалась, почему бы ему просто не позвонить ей и не потребовать, чтобы она вернулась домой. В конце концов, он был ее боссом.

Но это не мое дело. Мое дело было в том, что произошло, когда я вошла в спальню. Я ждала чего-то.

Но ничего не было.

Вообще ничего.

Он не приковал меня к себе, не приковал к изголовью кровати, не угрожал мне словесно, он просто оставил меня в покое. Тем не менее, Юлий запер нас обоих в своей спальне, и хотя я ожидала, что он прочитает мне лекцию о том, что произойдет, если я сбегу, он просто разделся, переоделся в пижамные штаны, выключил свет и скользнул в постель, не глядя на меня и не говоря ни слова, повернувшись ко мне спиной, как будто меня там и не было.

Моя эмоциональная реакция была, по меньшей мере, озадачивающей. То, что он не обращал на меня внимания, игнорировал меня, как будто я была ничем, начинало вызывать у меня любопытную реакцию.

Я скучала по его взгляду, по тому, как они крепко держали меня, приклеенной к месту. Сильное чувство желания заставило мою грудь болеть.

Его безразличие было не только поразительным, но и обидным. Совершенно нелепо и иррационально, я знаю. И частичка моего разума задумалась, не начинается ли у меня Стокгольмский синдром.

Так не пойдет.

У меня был план, и я его придерживалась, в какой-то степени. Если я собиралась довести дело до конца, то не могла начать привязываться к иногда страшному, но чаще внимательному мужчине.

Это было нечестно. Из всех мужчин, с которыми мне приходилось иметь дело, я выбрала того, кто будоражил бабочек в моем животе смиренным взглядом этих бурных голубых глаз.

Как может человек просто перестать испытывать к кому-то влечение?

Я не была уверена, что это возможно.

Моя мать часто говорила, что когда мужчина может завладеть вниманием женщины, не сказав ни слова, это приведет к катастрофе. А для меня это был Юлий. Несмотря на советы моей матери, я хотела раздвинуть границы. Мне нечего было терять. Буквально нечего.

Моя собственная жизнь была потеряна. У меня не осталось ничего, на что играть… кроме моего тела.

Это было похоже на катастрофу, так как я знала, что все закончится трагедией, но не заботилась об этом ни в малейшей степени.

Это было безрассудно и безответственно, и я не была уверена, что мне есть дело до последствий, какими бы они ни были.

Когда я лежала в темноте, легкая улыбка тронула мои губы. Расширение границ звучало все более и более волнующе с каждой минутой.

Было очень волнующе делать что-то, что не было на благо семьи.

Я была сама по себе, не отвечала ни за кого и ни за что, кроме собственной задницы, и я сделаю все, что нужно, чтобы прожить еще один день.

Завтра я упрусь руками в стену, которая называется Юлий, и буду толкать ее.

Линг возвращается сразу после рассвета, и видимое облегчение в движениях Юлия приводит меня в ярость.