Клиенты шли косяком, словно рабочие муравьи, спешащие на случку к муравьиной матке. Каждые несколько минут хлопали двери, приглушенные стоны эхом отдавались в коридорах и маленькой приемной. Это был бордель для солдат, из чего я заключил, что и для морпехов, но и не только — никакой дискриминации по роду войск не наблюдалось. Я даже углядел взблеск знакомых знаков различия, но промолчал — мне не улыбалось отжиматься под бдящим оком морских пехотинцев или вылизывать им ботинки непосредственно в здешнем коридоре. Согласитесь, как-то нелепо нарываться на отрывание яиц в борделе.
Через двадцать пять минут Гарольд нетвердой походкой вывалился из раздвижных дверей. Я поздравил его с несокрушимой мужской силой.
— Не получилось, — сказал он, и его губы невольно сложились в огорченную гримаску.
— Что, телка не возбудила?
— Я сам себя не возбудил.
Гарольд впервые обрел опыт в бескрайнем море полового бессилия задолго до того, как я вообще узнал об этом, и потому казался мне менее мужественным. Я понимаю — это глупость, но в кипящем от гормональных бурь мозге мальчишки, которому нет еще и двадцати, крутилось, что ничто в мире не может удержать настоящего мужика от лишней палки, когда выпадает такая возможность.
— Попробуй снова, — предложил я. — Могу уступить тебе очередь.
Он отмахнулся, заявив, что с него хватит, и поплелся к ближайшему креслу.
— У меня пятьдесят баксов, — сказал я.
— Дело не в деньгах. Просто… Да иди уже, оторвись за себя и за меня.
Что мне оставалось? Я шагнул за дверь.
Через несколько лет после того, как Бет со мной развелась — кажется, я уже был женат на Кэрол, — я получил от нее особенно едкое письмо, из которого узнал, что я ничтожество, не ведающее о чести и неспособное выполнять обязательства, и мне нужно ознакомиться с теорией эволюции в надежде когда-нибудь присоединиться к доминирующему виду. Однако между скачущих купоросно-едких строк можно было кое-что прочесть — например, приведенный ниже сентиментальный фрагмент, который, как я понял, дался Бет нелегко:
В тот момент, когда ты вошел в наш массажный салон, с красным лицом, дрожащими руками, донельзя возбужденный, прикрывающий эрекцию каким-то глупым журналом, я поняла, что ты в меня влюбишься, и не имела ничего против.
В устах Бет это убогое признание равнялось самому прочувствованному шекспировскому сонету о покинутой любви, практически признанием, что на каком-то этапе я был ей небезразличен.
Поэтому я написал ответ:
Дорогая Бет, спасибо тебе за письмо, в котором ты разложила по полочкам мнение на мой счет, хоть и знала, что мои родители были женаты, зачав меня. А насчет твоих мыслей при нашем знакомстве должен сказать, что «Вэнити фэр» я прикрывал не эрекцию, а пятно от кофе.
Искренне твой, ля-ля-ля, бла-бла-бла.
Ню-ню-ню.
За раздвижной дверью оказался маленький зальчик, смежный с собственно «массажным салоном», начинавшимся непосредственно за обычными простынями, заменявшими портьеры. Маленькая кофеварка выдавливала тонкую струйку в прозрачную емкость, и я налил себе чашку — немного кофеина никогда не помешает. Потом еще одну. И еще. Минуты шли. Я с удивлением обнаружил, что до сих пор сжимаю в руке найденный в предбаннике «Вэнити фэр». Разжать руку не получалось — пальцы намертво впились в переплет.
Приторно-сладкий голос позвал из-за занавески:
— Ты здесь, милый?
От неожиданности у меня так затряслись руки, что я пролил кофе на слаксы. Подавив вопль, я промокнул пятно кстати подвернувшейся салфеткой и, прикрывая пах потрепанным журналом, сунулся в щель между тонкими, как марля, занавесками.
Проститутка — Бет — была обнажена. Прямо в чем мать родила распласталась на матрасе. Светлые волосы разметались по подушкам, груди торчали к потолку, соски указывали направление. Она, по-моему, даже головы не повернула, когда я вошел.
— Ты голая, — вырвалось у меня. Губы и язык двигались сами.
Бет села на кровати. Ее груди слегка обвисли, торча в разные стороны. Свои. Большие, но очень упругие.
— Ты что, первый раз?
— Нет-нет, — заторопился я, дергая молнию. — Я просто… я не ожидал… Я думал, ты в ночнушке…
— Которую ты с меня снимешь, — закончила она. Я кивнул. Бет встала на колени, зевнула, сунула соблазнительный пальчик в соблазнительный рот и игриво попрыгала на кроватных пружинах. — В выходные у меня аншлаг — столько кругом военных баз! А День труда? Да у меня ни минуты свободной! Одеваться, раздеваться — в очереди потасовки начнутся.