Мы молча шли к её новому кабинету в окружении свиты — двух Архангелов. Атмосфера была гнетущей, но я стойко выдержала эту пытку. Когда мы вошли в помещение, мамины слуги остались снаружи. Наедине её лицо слегка потеплело и его тронула лёгкая улыбка.
— Здравствуй, Вики, — она села за свой деревянный стол.
— И Вам не хворать, Серафим Ребекка, — презрительно процедила я, вальяжно восседая напротив неё.
— Мне кажется, мы не с того начали наше общение, — подобие улыбки сползло, оставляя после себя ноль эмоций на лице.
— Почему же? — я сложила руки на груди. — Как раз с того, чего нужно — со смешивания твоей дочери… ах простите, — последний слог отчеканила, — жалкой Непризнанной с дерьмом.
— Вики, — её лицо всё также не выражало абсолютно ничего, — не надо так.
— Почему? Ещё скажи, что тебе не плевать? — каждое слово было сказано с тем ядом, что она сама породила своим отношением ко мне тогда — сейчас же всё просто полилось наружу.
— Вики, я не хотела тебя обидеть. Признаю, была слегка резковата, но… — её перебил мой истерический хохот, от которого задрожал хрусталь в серванте за её спиной. Немного успокоившись, я прошептала:
— Не кажется ли тебе, мамочка, — горько усмехнулась, глядя женщине в глаза, — что ты немного упустила тот момент, когда мне надо было рассказывать сказки?
— Ну и характер, — она, цокнув языком, покачала головой. — Видимо, Валери свои костлявые руки приложила…
Я резко поднялась и пошла в сторону двери. Её вновь холодный голос догнал меня в спину:
— Куда пошла?
— Не хочу слушать, как одна левая тётенька что-то себе там рассуждает о моей семье, о которой она ни черта не знает, — развернув голову, я поняла, что перегнула палку: в маминых глазах застыли слёзы — впервые я видела настоящие эмоции на её бледном лице. Моё сердце сжалось в болезненном спазме. Повисла гробовая тишина — мы тупо буравили друг друга глазами полными слёз, пока женщина не смахнула их, надевая на лицо свою привычную маску безразличия.
— Что ж, — её голос слегка дрогнул и она прокашлялась, — Прежде чем ты уйдёшь, я должна спросить: где ты была в среду вечером?
Сложив в голове два и два, я сразу поняла к чему этот вопрос. Мне стало ещё обидней, чем было до этого:
— В Аду, Франциска душила, — буркнула я. Она устало вздохнув, вытащила свой блокнот и что-то зачеркнула в нём. — Ты же это хочешь услышать? Простите… Вы!
— Свободна, — её голос обрёл больше холода, чем льды Арктики.
— Ну и пожалуйста.
Я вылетела с этого проклятого помещения, втирая соль из глаз в свои щёки. Хотелось просто исчезнуть — чтобы меня никто не видел, и чтобы я никого не видела.
«Почему я не могу так же?! Почему мне не плевать?» — эта мысль упорно отказывалась покидать мою жалкую черепушку и звучала там, словно заевшая пластинка.
Не заметив, как перешла на бег, я врезалась в чью-то горячую грудь. Сильные руки удержали меня за талию, чем и спасли от падения. До меня не сразу дошло, что произошло.
— Чего тебя вечно тянет врезаться в меня? — я подняла глаза к лицу своего спасителя: его красные глаза прищуренно глядели в мои, а губы растянулись в привычной ухмылке.
«Черт бы тебя побрал, Люцифер! Ненавижу!»
Я резко отпрянула от него, еле удержавшись на ватных ногах — мне буквально захотелось убить засранца!
«Где вообще его задницу носило столько времени?»
Заметив моё выражение лица, он одними губами прошептал:
— Не сейчас, — показал кивком за мою спину, где проходил один из слуг мамаши. Я кивнула Демону в ответ. Как только потенциальный свидетель свернул за поворот, я втолкала Люцифера в пустой кабинет рядом. Сложив руки на груди и яростно испепеляя его взглядом, я уселась на парту.
Словами сложно было описать мои эмоции в тот момент — адская смесь из облегчения, ярости и… счастья? Хотелось прирезать, хотя нет — удавить гада голыми руками (но сначала сломать парочку ребер)! А он стоит и совершенно по-идиотски лыбится!
— Чего скалишься? — процедила я сквозь зубы.
— Настроение хорошее, — он подобно мне уселся на парту напротив, — а что нельзя?
— Настроение хорошее, значит, — я сжала губы в одну полоску. Дальше я не особо помню, как подлетела к нему и влепила звонкую пошёчину — такую, что его лицо развернуло в другую сторону. А он всё продолжал улыбаться. И это взбесило меня ещё больше чем Дино и мама вместе взятые…
— Чего ты так взъелась? — он потирал красную от удара кожу.
— Ты… — яростно ткнув в пальцем в его твёрдую грудь, прошипела я. — Я, блять, думала ты сдох! Я тут себе такого напридумывала, а ты теперь просто лыбишься тут! Две недели, — ударила его в бок, он не шелохнулся: просто молча наблюдал за мной и продолжал выбешивать меня своей довольной мордой. — Две недели я с ума сходила! А тебе хорошо, я смотрю!
— Даже если бы сдох, то какое кому до меня дело?
Эта фраза вызвала необратимую термоядерную реакцию в моей голове. Слетев с катушек, я налетела на него, нанося хаотичные удары по телу Демона, что вызвало у него лишь волну бархатистого смеха.
— Придурок! Ненавижу тебя, ненавижу! — голос сорвался на крик, а руки задрожали от ярости, продолжая наносить беспощадные, как мне казалось, удары.