Грязные деньги

Джо обычно тут же забывал почти все свои обещания Джимми, но о контрабандистской операции все же помнил: отчасти потому, что они все время о ней говорили, а отчасти потому, что она требовала каких-то немедленных действий со стороны Джо. В тюрьме Джимми случайно встретился со своим поставщиком из Колумбии Теодоро, и теперь они разработали новый план выгрузки марихуаны с судна, стоявшего на рейде в районе Каролинских островов. Джимми, разумеется, необходима была помощь Джо. Хотя тот и подозревал, что это очередная ловушка, он все же пообещал позвонить человеку, названному Теодоро. Но сам он звонить не стал, а попросил одного своего друга сделать это вместо него: Джо хотел еще раз проверить Теодоро и лично удостовериться, что это всего лишь ловушка. Однако не успел он опомниться, как из Колумбии позвонил его друг и сказал, что сделка, видимо, настоящая. Что делать дальше? — спросил он. Джо велел просто обо всем забыть. Но как об этом сказать Джимми? Сделать это он никак не решался, и они продолжали обсуждать сделку. Это привело к тому, что вскоре одна партия марихуаны превратилась в несколько, а затем переросла в крупнейшую операцию, которая должна была завершиться поставкой через Мексику партии кокаина на несколько миллионов долларов. Теперь Джо неотступно преследовала мысль, что, как только он снова приедет в Ливенуорт, Джимми тут же спросит, почему же ничего не происходит. Во время их последнего свидания Джо выбрал подходящий момент, поднял вверх руки и сказал: "Хватит, сдаюсь! Не знаю, брат, зачем я это сделал, но больше не могу. Сейчас я тебе все расскажу".

Когда во вторник 18 ноября в зал для свиданий тюрьмы в Ливенуорте вошла Лиз, Джимми уже немного успокоился. Он все еще был уверен, что агенты ФБР действительно изъяли три коробки с магнитофонными лентами у Вирджинии Фара и что записи доказывали вину Харрелсона и всех остальных. Но после тщательного анализа случившегося и восстановления последовательности событий он уже не был столь уверен в том, что и его голос не записан на пленку, если, конечно, Харрелсон не был осведомителем ФБР с самого начала и если он не пришел с миниатюрным магнитофоном, спрятанным где-то на теле, еще на их первую встречу (что было маловероятно).

Лиз сказала, что Джо не думает, что Харрелсон "расколется".

— Но сам Чарли считает иначе, — ответил Джимми. — Мне это точно известно. Сейчас они пытаются лишь подтвердить все, что он им рассказывает.

— Они пытаются впутать в это дело и Джо, — сказала Лиз. — Джо говорит, что если они это сделают, то лучшего и быть не может.

— Почему?

— Потому что, ты же знаешь, он здесь ни при чем.

— Чарли раскалывается, — прошептал Джимми.

— Не говори так, Джимми.

— Это так.

— Если это так, то я знать ничего об этом не желаю, понял?

— Понял. Послушай, я хочу кое-что выяснить. Когда ты отправилась платить деньги, ты их кому отдала?

— Одной молодой девице. Очень молодой.

— Она знала, что ты моя жена?

— Да.

— Откуда?

— Она спросила: "Когда родится ребенок?"

— Ну и что?

— Как это "ну и что"? Ты что же думаешь, она решила, что перед ней — твоя любовница на девятом месяце беременности?

— Я не об этом. Я хочу сказать, что ты могла и не знать, за что платила деньги. Им известно лишь, что ты взяла деньги и…

— Если и меня посадят, Джимми, я тебе этого не прощу. Не прощу никогда!

— Никто тебя не посадит, успокойся.

Затем Джимми прошептал, что у его приятеля Джерри Рея Джеймса есть друзья в федеральной прокуратуре. Они сказали, что агенты ФБР унесли три коробки с магнитофонными лентами. Но, насколько он помнит, его разговоры с Харрелсоном там не записаны. Лиз сдвинула на лоб очки от солнца и вытерла пот на щеках и у глаз. Она не верила Джерри Рею Джеймсу.

— У меня сейчас нет иного выбора, — сказала она, — чем верить только Джо. Вряд ли можно доверять кому-то из тех, кто сидит здесь. Я никому не верю. Разве ты не видишь, что они вытворяют?

Джимми пошел к автомату и купил пачку сигарет. Открывая ее, он глянул по сторонам. Была середина недели, поэтому в зале для свиданий было не так многолюдно, как всегда. Джимми закурил еще одну сигарету и снова уселся напротив жены. Он жестом попросил ее наклониться поближе и прошептал:

— У меня есть план побега. Я уже говорил тебе.

Лиз тут же выпрямилась. Кровь так и схлынула с ее лица.

— Ты мне ничего не говорил. Я и слышать об этом не хочу. Не лому больше ничего знать.

— Ты хотела бы поехать на Восток?

— На Восток? Конечно, хотела бы. Очень даже хотела бы! Я только об этом и…

— Но сейчас я говорю серьезно.

— Серьезно? Ах, сейчас ты говоришь об этом серьезно. Интересно, на сколько же тебя хватит: на день, на дна?

— Нет. Навсегда.