Грязные игры

Волоха даже не понял, что произошло дальше. Только через секунду он валялся в проходе между койками, безуспешно пытаясь восстановить дыха­ние. А над ним стоял Мунипов и смотрел. Так смот­рел, что по коже мурашки бежали. Наблюдавшие эту сцену «деды» почему-то отказались вечером де­лать ему «темную».

Так Валера Мунипов удостоился чрезвычайно ред­кого в армии титула — «дед со дня призыва». Этот статус давал многие преимущества, которыми, впро­чем, Мунипов почти не пользовался. Он никогда ничего не требовал, не ругался и не колотил «чер­паков». Только лишь посмотрев на него, в его чер­ные зрачки, они сами отправлялись делать все, что нужно.

Вернувшись из армии, Валера не пошел в инсти­тут — корпеть над учебниками казалось ему бес­смысленным.

Вместо этого он решил заняться икрой.

Черная икра в Астрахани примерно то же самое, что пуховые платки в Оренбурге, стекло в Гусь-Хрус- тальном или охотничье (а сейчас уже и все осталь­ное) оружие в Туле. Половина населения города заня­та производством и сбытом. Причем так было всегда. И даже во времена юности Валеры Мунипова.

«Заняться икрой» для астраханца означало бла­гополучие, уважение, машину, домик на дачном уча­стке и, учитывая тотальный дефицит продуктов на излете брежневских времен, хорошее питание вза­мен опостылевшей примерно так же, как таможен­нику Верещагину из «Белого солнца пустыни», икры.

В икорном бизнесе сама по себе сложилась жест­кая иерархия. Где-то — впрочем, всем известно, где именно, — обитали короли черной икры. Их никто не видел, но, проезжая в переполненном «уазике» мимо высокого глухого забора с чем-то мраморным, возвышавшимся над ним, люди многозначительно переглядывались. Здесь обитал король. Один из двух или трех на всю Астрахань.

При икорном короле, разумеется, были свои икор­ные придворные, икорные герцоги, бароны, икор­ная гвардия и, конечно, икорная чернь. Последний, самый, разумеется, многочисленный отряд занимал­ся добычей икры, ее фасовкой и доставкой в другие города. А самые привилегированные даже ездили за границу.

Валера сразу понял, что ездить по бескрайним просторам СССР с сумками, набитыми плоскими жестяными банками, он не будет. Он пошел прямо к одному из астраханских икорных баронов и убе­дил его, что он, Валера Мунипов, может наладить сбыт икры в Москве. Как это ему удалось — неиз­вестно. Только через три дня он вместе с двумя под­ручными (которые и несли те самые сумки) сел в поезд Астрахань — Москва. Добавим к слову, что в столице ему бывать еще ни разу не доводилось.

Коммерсантом Валера оказался отменным. Че­рез два дня все триста двухсотпятидесятиграммовых банок черной икры были распространены среди постоянно нервных и озабоченных директоров мос­ковских ресторанов. Подручные с сумками, наби­тыми московским дефицитом, отбыли обратно.

Ну и конечно, заработав с первого захода неплохие деньги, Валера решил погулять в столице. И так ему это понравилось, что не стал он возвращаться в гряз­ную, пропахшую рыбьей чешуей Астрахань, а решил остаться в белокаменной. Понравилась Валере она ре­шительно всем — и просторными улицами, и неви­данными посольскими иномарками, и веселыми строй­ными девушками в ресторанах, и докторской колбасой для всеобщего потребления в универсамах. Ничего этого в родном городе не было, да и не могло быть. Кроме пресловутой черной икры, разумеется.

Мунипову удалось избежать горькой стези всех провинциалов, попавших в столицу. Не довелось ему просить пятак на метро и, сидя на вокзальной ла­вочке, ломать на две части последнюю «Приму». Он сразу просек, где в Москве можно заработать. И заработать неплохо, не марая рук о воняющие ры­бой жестяные банки.

Валера снял комнату у древней старухи в Графс­ком переулке. По утрам он обычно шел на Красную площадь, к Новодевичьему монастырю, к автобус­ной стоянке возле гостиницы «Россия» или просто на улицу Горького. Словом, туда, где можно встре­тить массу гостей столицы, иначе говоря, иност­ранцев, которых теперь, кстати говоря, в Москву приезжало все больше и больше.

Процесс зарабатывания денег был чрезвычайно прост. Валера подходил к группе, конечно выбирая прибывших из капиталистических стран, и просто показывал им три расставленных пальца правой руки. Ушлые туристы стразу понимали, что «3» — это курс рубля к доллару. И те, кто еще не успел поменять валюту в Госбанке (для тех, кто не по­мнит, 1 доллар = 60 копеек), с удовольствием вы­нимали кошельки и протягивали доллары Валере. И еще благодарили на своих непонятных языках. И потом свысока поглядывали на своих законопос­лушных спутников, на банкнотах которых уже кра­совались портреты отнюдь не американских прези­дентов, а того, который, как безапелляционно утверждали красные лозунги на московских ули­цах, «жил, жив, и будет жить».