Грязные игры

Попов обожал разговоры на медицинские темы. Только они могли заставить его произносить более одного слова подряд. Ну, скажем, два или даже три.

Одолевает, сволочь! — схватился Попов за поясницу. — Ничего не помогает.

Сыро у вас тут, — сказал я, поеживаясь.

Действительно, даже в кабинете начальника, самом, наверное, благоустроенном помещении в «Матросской тишине», было жутко неуютно.

Тюрьма, — развел руками Попов.

Зачем звали, Савелий Павлович?

Умер, — опять вернулся к своей обычной манере изъясняться Попов.

Кто умер?

«Кто», «кто»... Дед Пихто. Островский твой умер.

Как?! — закричал я.

...к верху, — грубо ответил Попов.

Когда?

Ночью.

Как?! — ошарашенно повторил я.

Тьфу, блин, мать твою... — разразился неожиданно длинной тирадой Попов, — заладил. «Как» да «как»! Нет твоего подследственного — и все тут. Уголовники порешили.

Я же просил, Савелий Павлович, моих подследственных в приличную камеру...

У меня все камеры приличные, — загрохотал Попов и от возмущения даже встал за своим столом, — что мне его, в своем кабинете держать? На стульчик посадить? У меня две тысячи зеков! И каждый есть просит, пить просит, спать просит, срать просит... Вы там в своей прокуратуре...

Дальше воспроизводить не могу. Из чувства врожденной деликатности. Скажу только, что на моей памяти еще ни разу Попов не произносил столько слов подряд.

Не нервничайте, Савелий Петрович. Вам вредно, — спокойно сказал я.

Попов открыл рот, чтобы произнести очередное ругательство, но потом раздумал, захлопнул рот и снова сел за стол.

Каждый день мрут, — пробурчал он.

Кто убил, известно?

Попов покачал головой:

Сто пятьдесят человек в камере.

Я могу осмотреть труп?

Попов свистнул, и в дверях появился лейтенант в неопрятном кителе.

Санчасть. Морг, — сказал Попов и кивнул в мою сторону...

Труп Сократа лежал на высоком столе морга. Его белое, холеное тело резко диссонировало с остальными трупами. Я бегло осмотрел тело. Никаких следов насилия или побоев не было. Только за ухом чернело небольшое отверстие.

Чем это его? — спросил я у своего сопровождающего.

Черенком алюминиевой ложки.

Он даже показал мне орудие убийства. Конечно, не то самое, которым убили Сократа, но такое же. Кусок алюминия был аккуратно заточен и изогнут.

Чтобы так убить, это постараться надо, — заметил я.

Да, — согласился тот, — это оружие не для драки. Это или во сне, или надо за руки за ноги держать, чтобы не вырвался.

И часто такое происходит у вас?

Тот только махнул рукой...

14 часов 30 минут

Подмосковный поселок Раздоры

Вот этого Турецкий бы не одобрил. Проникать в чужой дом, без приглашения, без ордера, да еще через заднюю калитку... Это было слишком опасно. Опасно и непрофессионально. А ведь Александр Борисович любил повторять: «Главное, Мишин, действовать так, чтобы потом не стыдно было и в детективном романе описать. Чтобы красиво. Тютелька в тютельку. Одним словом, профессионально».

Женя, конечно, помнил наставления Турецкого. Но... приоткрытая калитка выглядела так заманчиво. К тому же все способы добраться до Назаренко, на его взгляд, были исчерпаны. Женя звонил в калитку, разговаривал с охранниками через привинченное у ворот переговорное устройство (надо сказать, охранники Назаренко были на редкость немногословны), даже открывал перед объективом маленькой телекамеры свое удостоверение. Нет, в ответ он слышал только «его нет». И все тут. Не мог же он отказаться от выполнения задания!

А тем не менее примерно час назад он своими глазами видел въезжающую в ворота машину с правительственным номером. И в кабине на заднем сиденье сидел человек, очень похожий на Назаренко (Турецкий снабдил своего практиканта фотографией). Женя бросился наперерез, но машина юркнула внутрь, а ворота быстро захлопнулись.

Так что Женя голову готов был дать на отсечение, что Назаренко в доме. Но охрана твердила свое: его нет.

И кроме того, десять минут назад из ворот выехали две машины, в которых, судя по всему, находились все обитатели дома Назаренко. Кроме самого хозяина.

Ну не армия же у него там, в самом деле! Если ему удастся пробраться к Назаренко и поговорить с ним, это можно считать большой удачей. Почему- то Женя был уверен, что стоит ему предъявить свою корочку Прокуратуры РФ, как Назаренко войдет в его положение и согласится явиться в следственную часть прокуратуры и дать нужные показания. Не ему, Мишину, разумеется. Но после того, как он передаст повестку из рук в руки, отнекиваться будет гораздо труднее.

Мишин не стал закрывать калитку, чтобы оставить себе путь к отступлению.

«На всякий случай», — решил он.

Попав на задний двор, он огляделся. С тыла дом Назаренко выглядел не так роскошно, как с фасада. Грязненький дворик, потемневший от дождей бревенчатый сарай с малюсеньким пыльным окошком. Всякий хлам по периметру ограды — старые покрышки, разные железяки, заброшенная собачья конура...

Мишин сделал два шага по направлению к дому. Вроде тихо. Он еще раз для верности осмотрелся и пошел дальше.