Грязные игры

– Джорджи, дело сделано, – сказал он. – В предварительном выпуске «Дейли трибюн» поместила на первых пяти полосах зловещую историю о чудовищных похождениях двуличного министра иностранных дел.

– Отличная работа, Майкл, – похвалила она. – Но нужно еще кое-что сделать. Ты знаешь, где найти Алленби?

– В одном из трех пабов, где они сейчас отмечают свой триумф. Я его в два счета разыщу.

На редактора отдела новостей «Дейли трибюн» Майкл наткнулся во втором по счету пабе.

– Алленби, дубина ты этакая! – заорал он. – Мы ведь получили опровержение насчет Эджертона! Наш человек связался с МИДом, и там подтвердили, что дочку Лин родила от приятеля Джека, с которым тот учился в Кембридже. Они познакомились, когда Джек и его приятель путешествовали по Таиланду, но сам Эджертон никакого отношения к этому ребенку не имеет.

– Если ты думаешь, что я поверю этой белиберде, – проорал в ответ Алленби, пытаясь перекрыть адский шум в пабе, – то ты еще глупее, чем я думал! Уж я-то прекрасно понимаю: вы на все пойдете, чтобы угробить наш успех.

– Послушай меня, – настаивал Майкл. – Я уже позвонил Дугласу Холлоуэю и секретарю «Трибюн». Эджертон наверняка подаст на вас в суд. Лин Синваени категорически отрицает, что он отец ее ребенка. Ее «интервью» состряпала совсем другая проститутка, рассчитывавшая нагреть руки на этой истории.

– А как же фотографии, банковские чеки? – растерялся Алленби.

– Они подлинные, – заверил Гордон. – После смерти друга Эджертон стал добровольно посылать ей деньги. Отец девочки не он. У нас есть официальное заявление МИДа на сей счет. Щедрость Эджертона объясняется исключительно его добротой и незаурядными человеческими качествами. Вы должны немедленно остановить печатные станки и уничтожить тираж. В противном случае вам несдобровать.

Алленби прекрасно понимал, что ему в любом случае несдобровать. Он ни на мгновение не сомневался, что Шэрон превратит в козла отпущения именно его.

Он попытался связаться с ней, позвонив по мобильнику, но она не ответила. Тогда он набрал ее домашний номер – безрезультатно. В конце концов он наговорил сообщение на автоответчик Шэрон и стал ждать, пока она перезвонит.

Впрочем, особого значения ее звонок не имел, поскольку Дуглас Холлоуэй уже распорядился немедленно остановить станки. Несколько тысяч экземпляров, однако, успели поступить на лондонские улицы, и теперь все курьеры «Трибюн» отчаянно пытались вернуть их. Увы, задача эта была невыполнимой. Даже один-единственный проданный экземпляр мог повлечь за собой судебный иск на баснословную сумму.

Попытка оклеветать примерного семьянина, облеченного к тому же рангом министра иностранных дел, обойдется «Трибюн» не в один миллион фунтов, а уж уволенных и пострадавших в результате этой чудовищной ошибки будет не счесть.

Ранние выпуски всех самых влиятельных и популярных газет сразу поступают на Кингз-Кросс,[13] в типографии, а также еще ночью доставляются в отделы новостей всех национальных газет. Соперничающие издания проверяют, кто кого обскакал, а также пытаются воспользоваться чужими сенсационными материалами для включения в собственные более поздние выпуски.

В течение нескольких минут после поступления «Дейли трибюн» телефоны пресс-секретарей министра иностранных дел буквально раскалились от звонков. Пресс-секретари чиновников подобного ранга должны быть доступны для репортеров в любое время суток.

Опровержения напечатанной информации посыпались словно из рога изобилия одновременно с угрозами судебного преследования «Дейли трибюн».

Дуглас, прекрасно понимая, чем это грозит, мгновенно распорядился, чтобы во всем тираже «Дейли трибюн» на третьей странице напечатали опровержение и принесли официальное извинение Джеку Эджертону. За всю историю существования Флит-стрит не было скандала подобного масштаба.

«Трибюн» в мгновение ока сделалась всеобщим посмешищем, а Дуглас не выносил, когда его делали дураком.

На следующее утро он вызвал Шэрон уже в восемь часов.

Одетая в мрачный черный костюм, что было нехарактерно для нее, Шэрон стояла (приглашения присесть, разумеется, не последовало) и, опустив голову, в течение получаса выслушивала Дугласа, который бичевал ее самыми хлесткими словами, не стесняясь в выражениях.

– Большего позора история журналистики не знала! – вновь и вновь кричал он. – Ты опозорила «Трибюн» и обесчестила нашу профессию. Не говоря уж о том, что нам придется выплачивать рекордную сумму в качестве покрытия морального ущерба.

Наконец Шэрон осмелилась приподнять голову и тихо сказала:

– Дуглас, я согласна с каждым вашим словом. И мне остается принять единственное решение, каким бы болезненным оно для меня ни было. Я вынуждена уволить человека, который виноват во всей этой ужасной истории.

– Какого еще «человека»? – завопил Дуглас. – Виновата ты, кто же еще? Ты главный редактор, и вся ответственность лежит на тебе.