Грязные игры

— Я очень устала. Если у вас все…

— Ключи от машины?

Она достала ключи из сумочки и протянула ему, следя за тем, чтобы не коснуться его пальцев.

— Благодарю, — он подбросил ключи на ладони, явно довольный, что получил их. — Закажите в номер все, что пожелаете. Счет оплатит департамент полиции.

— Как долго я буду пользоваться вашим гостеприимством?

— Пока Грифф Буркетт не окажется за решеткой.

— Это может затянуться.

— Не думаю, — он ухмыльнулся. — Но до той поры вы наш гость. Не волнуйтесь. Он не сможет приблизиться к вам, — как бы подчеркивая смысл своих слов, он подошел к двери и взялся за ручку. — Если вам что-нибудь понадобится, позвоните мне. В любое время, — он посмотрел сначала на кровать за спиной Лауры, а затем на нее саму. — Спокойной ночи.

29

Как только Родарт вышел за дверь, Лаура заперла ее на замок. Она слышала, как он разговаривает с Картером и другим полицейским за дверью, а затем раздался тихий звонок прибывшего лифта.

Понимая, что он ушел, она продолжала стоять, обхватив себя руками. Нужно попросить у горничной баллончик освежителя воздуха, чтобы избавить номер от его запаха. Потом. Теперь она не хотела ни с кем разговаривать. Она устала от слов.

Лаура расстегнула чемодан и принялась его распаковывать. Но закончить не смогла — силы покинули ее. Ей не хотелось даже шевелиться. Она легла на кровать. Слезы пришли быстро. Они текли из уголков плотно сжатых век, струились по вискам и пропадали в волосах.

Как в тот день, когда Грифф Буркетт вытер ей слезы, в день, когда все изменилось, в день — признайся самой себе, Лаура, — когда он пробудил в ней чувства и ощущения, которых она давно не испытывала. Она убеждала себя, что не страдает от их отсутствия, не жаждет их. Как же она ошибалась!

В тот день она была особенно восприимчива к нежности. Безразличие Фостера к ее проекту «Сансаут селект» глубоко ранило ее. Это было хуже, чем открытое несогласие. Он просто не упоминал о нем. Как будто не было той презентации. Он бесстрастно убил проект, уничтожил его своим молчанием.

В тот день, перед свиданием с Гриффом Буркеттом, она зачем-то зашла в кабинет Фостера. И обнаружила свой доклад, на подготовку которого потратила не одну сотню часов. Он лежал в корзине для мусора вместе с обломками модели самолета. Фостер разбил модель и выбросил осколки.

Даже Грифф Буркетт спросил ее о модели. Даже он, чужой человек, не имевший никакого отношения к индустрии авиаперевозок, проявил больше любопытства, чем Фостер.

Вид разбитой модели обескуражил ее. Это означало смерть ее идеи. Несмотря на почти абсолютную уверенность в том, что овуляция будет сегодня, следовало позвонить Гриффу Буркетту и отменить встречу. Она была слишком уязвима в эмоциональном плане, чтобы идти на свидание, но не хотела объяснять Фостеру, почему пропустила этот цикл и не воспользовалась возможностью зачать для него ребенка. Лежа под простыней в ожидании «нанятого жеребца», она чувствовала себя жертвой на алтаре. Тогда ей казалось, что это действительно так, что она приносит себя в жертву эгоизму Фостера. Она плакала, когда в комнату вошел Грифф.

Никто из них не ожидал того, что случилось потом. Грифф рассчитывал на это не больше, чем она. Поначалу ее слезы даже разозлили его.

А потом он с удивительной нежностью вытер их. Его забота смягчила боль, причиненную Фостером. Лаура инстинктивно ухватилась за эту заботу, в отчаянном желании поддержки, нежности, понимания и любви. Грифф ответил на ее реакцию точно так же, только по-мужски.

Встречаясь с ним в том доме, она никогда не стремилась к сексуальному удовлетворению. Совсем наоборот. Она гнала от себя даже одну мысль об этом. Днями и ночами она уговаривала себя, что не чувствует себя лишенной чего-то важного, что она получает удовлетворение от других аспектов жизни, что не хочет вновь почувствовать на себе тело мужчины.

Но, ощутив его внутри себя, она уже не могла сопротивляться мощному порыву чувственности. Ее охватило желание, такое сильное — правда, естественное и даже простительное, — что тело автоматически отреагировало на него, и она почти бессознательно отдалась своим ощущениям.

Она была готова почти оправдать то, что произошло между ними в тот день.

Но как оправдать другой день, четыре недели спустя? То, что они совершили, было абсолютно неправильным и непростительным.

Теперь она лежала, прижав ладонь к низу живота, и плакала о ребенке, который никогда не узнает своего отца.

Ни того, ни другого.

На следующий день она председательствовала на созванном совещании. Присутствовали все руководители подразделений и все члены совета директоров.

— Я не настаиваю на выполнении условий завещания Фостера, согласно которым я автоматически становлюсь генеральным директором, — она сразу же приступила к делу. — Фостер сделал такое распоряжение, чтобы в случае его внезапной смерти авиакомпания не осталась без официального руководителя. Вы знаете, как он не любил оставлять что-либо на волю случая. Тем не менее в управлении корпорацией он придерживался принципов демократии.