Грязные игры

— Я могу позаботиться о себе. А ты?

— Со мной все будет в порядке.

— Может, тебе что-нибудь нужно, пока я не ушел?

— Не могу ни о чем думать.

— Да. Ладно. — Он отвернулся и говорил сдавленным голосом, похлопывая ладонями по бедрам и торопясь уйти: — Я останусь, если…

— Нет, ты должен идти. Честно говоря, я бы хотела сейчас побыть одна.

— Конечно. Понимаю. — Он провел пальцами по волосам, обошел комнату по кругу, потом откинул покрывало на кровати: — Ложись. Поспи.

— Посплю. Будь осторожен.

— Да.

Он резко повернулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, негромко, но решительно. Она слышала, как открывается и закрывается дверь из гостиной в коридор.

Оставшись наконец одна, Лаура поддалась своему горю. Она легла на кровать, повернулась на бок и свернулась калачиком. Потом, уткнувшись лицом в подушку, дала волю чувствам, которые с трудом все это время сдерживала.

Рыдания были такими сильными, что сотрясали все тело. Поэтому, почувствовав, как прогнулся матрас, она не могла поверить, что Грифф вернулся. Она не позволяла себе поверить в это, пока не ощутила его ладони, гладившие ее плечо, и не услышала его шепот: «Ш-ш».

Он дошел только до задней двери. Он даже взялся за ручку. Его будущее, а возможно, и сама жизнь зависели от того, найдет ли он Мануэло Руиса раньше, чем Родарт. Он должен был уйти, как можно быстрее ехать к той точке на карте и догнать единственного на свете человека, который спасет его от обвинения в убийстве Фостера Спикмена.

Кроме того, Лаура отвергла его помощь. Она практически вытолкала его за дверь. И удивляться тут нечему. Он виноват в том, что она потеряла ребенка. Раньше, когда она сказала ему, что это правда, что она действительно беременна, он подумал: наконец-то. Впервые в жизни он сделал что-то правильное и хорошее.

Он должен был знать, что долго это не продлится, что он обязательно все испортит. В любом случае все кончено. Ребенка нет, и он уже ничем не может помочь.

Иди! Иди! Поверни эту долбаную ручку!

Грифф уже бежал через гостиную, прежде чем осознал, что повернул на 180 градусов. Открыв дверь из коридора, он услышал ее рыдания. При виде Лауры, свернувшейся внутри розового халата и плачущей в подушку, он ощутил укол в сердце, как будто его пронзили чем-то острым.

Он лег позади нее и тронул за плечо.

— Ш-ш.

— Ты должен идти, — простонала она.

— Нет, я должен быть здесь, с тобой. Я хочу быть с тобой. — Он обнял ее за талию и прижал к себе.

— Нельзя, чтобы Родарт…

— Я не могу тебя оставить. И не оставлю. — Он уткнулся лицом ей в шею: — Прости меня, Лаура. Боже, как я виноват.

— Не говори так, Грифф. И не думай так. Это не твоя вина. И ничья. Просто так природа говорит, что что-то не в порядке. Это только седьмая неделя беременности. Это еще даже не ребенок.

— Для меня ребенок.

Она подняла голову. Взгляд ее залитых слезами глаз встретился с его взглядом. Она повернулась к нему и уткнулась лицом ему в грудь. Он обнял ее, притянул к себе, крепко стиснул и, прижав подбородок к ее голове, стал перебирать и гладить ее волосы.

Лаура плакала, и он не останавливал ее. Это было чисто женское, материнское. Эти слезы были очень важны, искупительные и помогающие остановить кровотечение. Он не мог сказать, откуда ему это известно. Просто он знал это. Может быть, в трудные моменты к человеку приходит понимание.

Наконец она перестала плакать и повернула голову, откинувшись на его руку.

— Спасибо, что вернулся.

— Я не мог уйти.

— Я не хотела, чтобы ты уходил.

— Но ты же отталкивала меня.

— Я боролась с собой, чтобы не умолять тебя остаться.

— Правда?

— Правда.

— Какие красивые, — он заглянул ей в глаза.

— Что?

— Твои глаза. Когда ты плачешь, твои ресницы слипаются в темные шипы. Очень красиво.

Она тихо засмеялась и всхлипнула.

— Да, я теперь прямо сияю. Но все равно я оценила твою лесть.

— Это не лесть. Я не говорю комплименты.

После секундного колебания она опять уткнулась лицом ему в шею.

— А тебе и не нужно было. Правда?

— Мне и не хотелось.

— А с Маршей?

— Ей платили, чтобы она говорила комплименты мне.

— А со мной в этом тоже не было необходимости. Тебе в любом случае платили.

Он пальцем приподнял ее подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

— Думаешь, в тот последний раз я думал о деньгах? Или о том, как сделать ребенка? Нет. Я нарушил все ограничения скорости на дороге только по одной причине — чтобы увидеть тебя. Тот день не имеет отношения ни к чему, только к тебе и мне. Ты это знаешь, Лаура. И я знаю, что ты знаешь.

Она медленно кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал он, и они осторожно улыбнулись друг другу.

— Ты не испорчен, — она первой нарушила молчание.

— Мы опять об этом? — засмеялся он.

— Ты когда-нибудь искал своих родителей? Что с ними случилось после того, как они тебя бросили? Ты знаешь? — спросила Лаура. Но он так долго молчал, что она сказала: — Прости, что спросила. Ты не обязан говорить об этом.

— Нет, все нормально. Просто неприятно.

Но она продолжала вопросительно смотреть на него.

Он подумал, что она имеет право знать о нем все.