Грязный секрет (ЛП)

Несмотря на мои попытки присматривать за ней, такое чувство, будто мои братья не следили за тем, сколько она пьёт.

Это было очень глупо. Я знаю, что между Софи и Каем ничего нет. Чёрт, он говорил мне много раз, что смотрит на неё, только как на сестру. Я даже не могу представить, что у неё есть чувства к нему, или к кому-либо другому.

Чёрт, если она действительно чувствовала ко мне то, что говорила, это не значит, что она не может чувствовать что-то к кому-нибудь ещё.

Правда в том, что я не могу поверить ей, когда она говорит, что любит меня. Если она ушла однажды, то сможет уйти снова. Если она соврала однажды, то может соврать снова. Суть в том, что я люблю её, но не доверяю. Я не верю, что она не убежит снова, забрав с собой Милу.

Не верю, что она снова не заберёт у меня всё. Потому что она моё всё. Она каждый мой вдох и каждый удар сердца. Может, мы и не разделили вместе вечность, но мы были вместе тогда, и это важно.

А сейчас мы застряли в грёбанном подвешенном состоянии.

Мы хотим и любим друг друга, но ни один из нас не хочет этого. Нельзя построить на этом какие-либо отношения, даже дружбу. Я чёртов идиот, если думаю, что мы сможем оставаться в одном доме и заставить это работать.

Вы не можете быть друзьями с теми, в кого бесповоротно влюблены.

Это уловка двадцать два³, потому что отъезд раскроет нас для СМИ, но и оставаться не лучше. Моё пребывание здесь причинит Миле боль, как и отъезд. Здесь нет выигрышного варианта. Мы в любом случае всё потеряем.

— Песок? — спрашивает Мила, откладывая свой тост подальше. — Песок, песок, песок!

— Сначала съешь ещё немного тостов, — я подталкиваю их обратно к ней. Она надувается, но я качаю головой. — Два кусочка.

Она очаровательно фыркает и хватает кусочек. Слышится скрип лестницы, и заходит Софи, её волосы собраны в неаккуратный пучок, а шорты для сна едва скрывают верхнюю часть бёдер.

— Доброе утро, детка, — бормочет она, целуя Милу в макушку. Мила визжит от восторга и открывает рот, показывая полупережёванный тост. Мило.

Я смотрю, как Софи несётся на кухню, бормоча себе под нос:

— Чёртовы Бёрки и чёртов Джек, — она открывает ящик, достаёт две таблетки из пузырька и наливает стакан воды. Затем глотает таблетки и выпивает всю воду, после чего со стуком опускает стакан на стол.

— Доброе утро.

Она бросает раздражённый взгляд в мою сторону, но игнорирует меня. Её шорты приподнимаются ещё выше, когда она тянется к шкафчику, чтобы взять хлеб.

Я перемещаю взгляд на изгиб её попки, уже не скрытый ярко-розовым материалом, из-под которого выглядывает кружево, чёрное кружево.

Чёрт. Ёрзая на стуле, поправляю штаны.

Раздаётся щелчок, когда Софи опускает рычаг на тостере. Я смотрю на её лицо. Боже, она злится, действительно злится.

Она хмурит брови и плотно сжимает губы. Но её глаза. Чёрт, эти глаза. Прищуренные, но пылающие, прикованы ко мне. Пронизывают меня насквозь.

— Нарны? — спрашивает Мила. — Мои нарны.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на неё, так быстро, что в затылке простреливает тупая боль.

— Нарны?

— Верхняя полка холодильника, — резко отвечает Софи. — Бананы.

— Младенческий язык невозможен, — ворчу я, вставая. — Как, чёрт возьми, «нарны» могут обозначать бананы? Ой, точно, никак. Наны? Ага. Нарны? Какого чёрта?

Софи рывком открывает холодильник, стоя напротив меня.

— Извини.

Она смотрит на меня и тянется вглубь холодильника, чтобы взять масло. Поскольку она невысокая, а холодильник огромный, её шорты опять задираются. Мой член пульсирует, и рука подрагивает от желания податься вперёд и пробежаться пальцами по её мягкой коже.

Я хватаю её за талию и притягиваю к себе. Мой член почти болезненно упирается в её поясницу. Она ахает, и я приближаю губы к её уху.

— Ещё одна граница, — шепчу я. — Отодвинь свою попку.

— Тебе не следовало смотреть, — выдавливает она с трудом.

Я тяну её обратно и провожу руками по животу, растопырив пальцы. Она напрягается под моим прикосновением, когда я задеваю пояс её шорт.

— Ты не должна давать мне что-то, на что можно посмотреть, принцесса. Если они не прикрывают твой зад, когда ты поднимаешься, то не носи их, — мой голос грубый и чувствительный.

Я хочу захлопнуть чёртову дверь холодильника, толкнуть её к нему и жестко поцеловать. Хочу провести руками вдоль спины, дурацких шорт и сжать её задницу, притянув к себе. Хочу чувствовать, как она тает от моих прикосновений, как хватается за мои волосы и стонет в рот.

— Так останови меня, — бросает она в ответ, её грудь быстро поднимается и опускается. Она терпит неудачу, потому что её слова выходят скорее хриплыми, чем раздражёнными, и мягкий вздох на конце слова «останови» направляется прямо вниз в мои штаны. Наряду с остальной частью моего кровоснабжения.

— Я бы так не говорил, иначе ты найдёшь их на полу в своей спальне.

Она ставит масло на столешницу и отталкивает мои руки подальше от себя.

— Пошёл ты, — жёстко шепчет она. — Пошёл ты.