— Это не беспокоило тебя, когда не так давно мы занимались этим на чёртовой лестнице.
— Было темно, — отвечаю я, запинаясь. И я была слишком поглощена этим, чтобы отвлечься даже на секунду. — Моё тело не идеально, и точно не такое, к какому ты привык.
— Ты думаешь, меня волнует идеальность? — его голос наполовину злой, наполовину смущённый.
— Да, — тихо говорю я.
Я сглатываю и хватаю Милину сумку. Коннер останавливается позади меня и обхватывает меня за бёдра, притягивая назад. Я чувствую, как его твёрдый член впивается мне в спину, и его дыхание спускается по моей шее.
Он проводит руками вверх по бокам, следуя изгибу талии, и вниз. Скользит вокруг моего живота. Я вздыхаю, но он не замирает. Его руки немного ослабляют хватку на животе, остановившись чуть ниже груди, но потом возвращаются обратно.
— Ты права, — хрипло шепчет он мне в ухо. — Я действительно забочусь об идеальности, но не о той, о которой ты думаешь. Меня волнует мой идеал — и это ты. Всегда была ты.
Его слова нежно окутывают меня, задевая каждую часть моего якобы совершенного тела и окружая его теплотой. Я закрываю глаза и цепляюсь за слова, лишь на секунду позволяя им согреть меня и внутри.
А затем я позволяю этому исчезнуть.
— Думаю, твой идеал ужасен, — бормочу я, отступая от него подальше.
Я спускаюсь вниз, чтобы не слышать его тихий смех. «Я не должна чувствовать себя так», — говорю я себе. Мила не настолько взрослая, чтобы у меня появилось достаточно времени для тренировок, учитывая статус матери-одиночки. Полчаса три раза в неделю с видео на YouTube не приведут к телу от Виктории Сикрет, даже спустя почти два года.
Ладно, возможно, я могу позволить себе немного тортика... Кого я разыгрываю? Я никогда не смогу отказаться от торта. Я оставила свою жизнь ради Милы, и охотно. Я не откажусь ещё и от торта. Это просто глупо.
Я бросаю памперсы в сумку, снова закрываю её и сую в руки Коннеру. Когда он поднимает брови, я пожимаю плечами и говорю:
— Настоящий мужчина никогда не заставит женщину нести сумку.
— Используешь меня?
— Возможно.
Он накрывает мою руку на ручке двери.
— Ты ответишь, если я спрошу?
— Смотря на что, — я поворачиваюсь так, что наши губы почти соприкасаются.
— Я думал о нас, — говорит он низким голосом, и этот звук проходит вибрацией по моему телу.
— О каких нас?
Он подходит ближе, пока его грудь не соприкасается с моей спиной, и целует меня в челюсть.
— Мои губы на твоих. Ты цепляешься за мою футболку. Стонешь. Мои руки скользят по твоей спине.
Моё дыхание немного ускоряется из-за его слов. Поцелуй наверху был слишком грубым. Мои губы всё ещё покалывает от этого ощущения, а сердце всё так же пропускает удары в ожидании большего.
— Не будь дураком, — я извиваюсь в его руках, но он держит меня крепко. — Это означало бы, что мы пара. Но это не так.
Он сжимает мои пальцы своими.
— Ты действительно этого хочешь, принцесса?
Я сглатываю.
— Да.
Коннер отступает, не прикасаясь ко мне.
— Пойдём.
Я преодолеваю желание посмотреть на него через плечо, когда выхожу наружу, игнорируя вспышки и крики. Он запирает дверь и бросает мне ключи через капот. Вытащив свои ключи из кармана, нажимает на брелок, чтобы разблокировать машину.
Я кладу ключи в карман и забираюсь внутрь. Иисус, у них фотографий хватит на целый альбом, если они их сохранят.
Я хочу опустить окно и накричать на них. Они хотят, чтобы мы обнимались на фото? Держались за руки? Целовались? Пошли вы, засранцы. Вы их не получите.
Коннер заводит двигатель и быстро разворачивается на дороге. Я хватаюсь за дверь. Чёрт! Мой переулок большой, но не настолько.
Очевидно, я его разозлила.
Ну, вот что происходит, когда мы позволяем случиться тому, чего не следовало допускать. Мы оба знаем об этом. Не только я. Мы знали, что ничего не решим, находясь наедине и целуясь.
Поцелуи не смогут исправить моего ухода. Он может воспламенить моё тело всего за несколько секунд, но не вернёт того, что я забрала.
Я забрала больше, чем маленькую девочку. Я забрала воспоминания. Забрала первые слова, первые шаги и первые улыбки. Забрала бессонные ночи, грязные пелёнки и болезни. Я забрала всё, что любит и ненавидит каждый родитель.
Забрала волнения и беспокойства, ожидания и шок. Забрала время беременности и родов, и забрала время.
Я забрала то, что не имела права забирать.
Он никогда не простит меня. И не доверится мне. Я знаю, что это так. По его глазам видно.
Это проблема — знать кого-то так хорошо, как мы знаем друг друга. Он не может ничего скрыть. Ни приподнятую бровь, ни подёргивание губы, ни искру в глазах. Он не может скрыть свои эмоции от меня.
Для него каждая его интонация безлика. Для меня это хор интонаций, поющих на разных эмоциональных нотах.
Для него каждый взгляд примитивен. А для меня наполнен множеством чувств, которые бегут, пока не превратятся в торнадо, и я не смогу отличить одно от другого.
Для него всё просто. Для меня — сложно.