Толпа хором говорит: «Ах!». Я не ахаю. Интересно, во что он играет. Я смотрю на Лейлу, и она пожимает плечами, такая же смущённая, как и я.
— Можно нам пару стульев? — Коннер смотрит в сторону, откуда приносят два стула. Он сажает на один из них Милу, а сам приседает рядом с ней. — Посиди здесь, ладно? Не уходи.
Она кивает, сжимая Кролю.
— Хорошо, — он берёт свою гитару с края сцены и садится, настраивая микрофон. Опустив и наклонив стойку, он успокаивается.
— Так. Вы готовы?
Снова крик. Всегда крик.
— Ладно, — он кивает братьям.
Эйден четыре раза ударяет по бокам малого барабана, и затем вступают остальные, наигрывая музыку. Мурашки спускаются по моему позвоночнику. Чёрт, они пробегают по всему моему телу. Кончики пальцев покалывает, а когда Коннер начинает петь, когда появляется то протяжное звучание, что наполняет пространство вокруг меня, внутри меня всё сжимается.
Моё сердце колотится, и могу поклясться, что мои руки вспотели, хотя не знаю наверняка, потому что могу сосредоточиться только на Коннере и теплоте его голоса.
«
Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и я вижу всё, что он чувствует. Я знаю, что эта песня для меня, как и любая другая, которую он когда-либо писал. Это для меня.
Я сглатываю и обнимаю себя. Его слова укутывают меня, их честность почти заставляет меня задохнуться.
Лейла подталкивает меня.
— Разве это не то, над чем он работал в последнее время?
Я киваю, неспособная говорить. Ком в горле слишком большой, слишком вязкий.
Здесь, наверное, тысяча человек. Каждый из них кричит и танцует, но не я.
Единственное, что нас объединяет, это то, что каждый из нас прямо сейчас влюбился в Коннера Бёрка.
Но я влюбилась не в первый раз.
Эти бабочки в моём животе, бешеный стук сердца, быстрые, резкие вздохи — они не новы для меня.
Я влюбляюсь в него снова и снова.
— Это о тебе, не так ли? — говорит Лейла сквозь крик. — Как всегда о тебе?
Я снова киваю.
— Всегда.
— Как, чёрт возьми, ты сможешь отпустить его одного на следующей неделе?
Я прижимаюсь к ней, опуская голову на её плечо. Глаза Коннера не отрываются от меня. Полностью сосредоточенные, обжигающие, они обнажают его душу.
— Я не смогу.
Глава 28
После выступлений всегда появляется восторг. Он окутывает тебя на первом же шаге за кулисы, разливая по венам адреналин, а толпа всё кричит, — в такие моменты кажется, что тебя ничто не может успокоить.
Особенно сейчас, когда на моих руках сидит Мила и крепко обнимает меня.
— Папа, хороша песня.
— Ты думаешь?
— Да.
Я киваю.
— Хочешь слушать её перед сном?
— О да!
Волнение в её голосе вызывает у меня улыбку. Я кружу её и сажаю себе на плечи. Она хихикает и так крепко хватается за мои волосы, что я вздрагиваю.
— Ты видел Софи? — спрашиваю Кая.
Он качает головой.
— Она ушла, — говорит Аякс, появившись из ниоткуда, — и просила узнать, можешь ли ты отвезти Милу домой.
— Она прямо-таки дождалась моего ответа, — бормочу я. — У меня нет детского кресла.
— У меня в машине есть, — заверяет он. — Сестра и племянник частенько используют меня в качестве личного таксиста, когда я не занят здесь. Я отвезу вас домой.
— Правда? Спасибо, мужик, — я поворачиваюсь к братьям. — Слушайте, мне нужно отвезти Милу домой спать. Вы сможете разобраться тут?
Кай кивает.
— Да, иди.
— Спасибо, — я отношу Милу к машине Аякса.
Как и было обещано, сзади есть детское кресло. Я пристёгиваю Милу, закрываю дверь и сажусь вперёд. Аякс молча заводит двигатель и увозит нас от сумасшествия на пляже. Я откидываюсь на мягкое кожаное сиденье и медленно выдыхаю.
— Вы ещё не со всем разобрались?
— О, мы разобрались. Это последствия.
Он смеётся.
— Верно. Именно так всегда и бывает. Они никогда не знают, чего хотят.
— Думаю, она точно знает, чего хочет. Просто она слишком упряма, чтобы принять это.
И разве это не чёртова правда?!