Мышонок стремительно заметался, сначала он бросился к Хрулееву, но потом, передумав, попытался цапнуть за палец ноги Блинкрошева, одетого в шлепки на босу ногу. Блинкрошев удивительно быстрым для его жирной туши движением увернулся от укуса и попытался растоптать мышонка. Но это ему не удалось, огромная нога Блинкрошева прошла мимо твари и с гулким стуком опустилась на железную трибуну.
Герман завизжал удивительно тонким голоском. Сначала вождь попытался спрятаться за Блинкрошева, но поняв, что мышонок почему-то выбрал своей целью именно начальника канцелярии, Герман бросился искать защиты у Любы.
— Убейте его, блядь, сейчас же! — заголосил Герман.
Хрулеев понял, что у бесстрашного вождя тоже есть слабости, судя по всему, Герман панически боялся мышей. Впрочем, здесь было, чего боятся. Хрулеев не был биологом, но понимал, что мыши так быстро двигаться не должны.
Мышонок был слишком стремителен, пятая нога и две лишние головы совершенно не мешали ему уходить от неуклюжих атак Блинкрошева. Хрулеев с ужасом увидел, что тварь умело пользуется собственной пятой ногой, мышонок опирался на нее, эта нога не только не замедляла его движения, но и придавала скорости.
Мышонок бегал зигзагами, вертелся на месте, постоянно менял направление. Во всех его перемещениях был стремительный и умный расчет. Хрулеев подумал, что такой же расчет и скорость движений он уже видел у детей, когда они убивают взрослых. Эта мысль напугала его еще больше.
Охранники возле трибуны стали целиться в мышонка из калашей, но Люба заорала:
— Опустить оружие! Вы нас всех сейчас положите, придурки! Я сама! Блинкрошев, свали.
Блинкрошев прекратил сражение с мышонком и спрыгнул с трибуны. От этого маневра трехсоткилограммовой туши Блинкрошева трибуна затряслась. Хрулеев думал, что мышонок бросится вслед за вкусным Блинкрошевым, но тварь теперь побежала к Айрату, посасывавшему укушенный палец.
Но Любу это не смутило, она вынула из кобуры макаров, сняла с предохранителя, прицелилась и выстрелила. Пуля гулко вошла в железный лист, оставив после себя черную дыру.
Мышонок не пострадал, но сменил направление движения. Теперь он побежал к трупу застреленного Хрулеевым мальчика, все еще лежавшему на трибуне. Люба выстрелила еще раз, но на этот раз пуля угодила в труп. Мышонок весь перемазался в крови мальчика, теперь он бежал к Хрулееву. Люба выстрелила в третий раз и сделала в трибуне еще одну дырку.
— Да блядь, — зарычал Герман, — Ты не в тире, сука тупая. Просто убей этого монстра!
— Дайте мне пистолет. Я убью его, — неожиданно для себя самого заявил Хрулеев.
Люба проигнорировала его, но Герман заорал:
— Дай ему, дай! Все равно нихуя не умеешь.
Люба нехотя протянула Хрулееву макаров. Мышонок сейчас бегал между ордынцем и трупом мальчика.
Давным-давно, когда у Хрулеева был собственный оружейный магазин, он отстрелял из макарова не меньше десяти тысяч патронов. Ничего сложного. Цель правда исключительно подвижна и перемещается по сложной траектории. Но с двух метров не промахнешься, тем более, что цель относительно крупная. Не меньше тощей кошки. Но по кошкам Хрулеев никогда не стрелял.
Хрулеев прогнал из головы все мысли и, не целясь, выстрелил с упреждением.
Из пораженной головы на спине мышонка вырвался фонтанчик крови, раздался злобный писк. Тварь еще пыталась ковылять, но Хрулеев вогнал в оставшиеся головы еще две пули.
Мышонок последний раз вспискнул, повалился на бок и затих. Обиженная Люба отобрала у Хрулеева пистолет, Блинкрошев снова залез на трибуну, отчего ее железные листы сразу прогнулись.
— Вот такие стрелки нам нужны! — радостно заявил Герман, — Я желаю, чтобы сегодня шестнадцатому градусу Хрулееву дали двойную порцию гречи и одну карамельку.
— Спасибо, Герман, — поблагодарил Хрулеев. Он знал, что карамель из личных запасов Германа была исключительной наградой, выдаваемой только за особые заслуги.
Ордынец бросил на трибуну ставший теперь бесполезным мешок. Его палец все еще кровоточил.
— Я в принципе рассказал все, что ты хотел, Герман, — сказал Айрат, — Мы с Валей хотели бы уйти прямо сейчас, чтобы до темноты успеть добраться до нашего домика.
Герман поглаживал бороду:
— Ну конечно. Но тут есть несколько проблем, Айрат.
Айрат нахмурился, а Герман дружелюбно продолжил:
— Во-первых, я не могу дать вам еды. У нас самих нечего жрать. Когда я обещал тебе еду на зиму, мне просто еще не подали пищевую ведомость на второе полугодие. Но теперь, ознакомившись с ведомостью, я совершенно точно могу сказать тебе, что лишней жратвы у нас нет. Увы.
Во-вторых, я, конечно же, не могу отпустить с тобой Валю, дело в том, что она наша сестра. А я не отпускаю никого из наших сестер или братьев с элеватора. Это было бы жестоко, выбросить в этот страшный мир, где нет моего мудрого руководства, бедную Валю.