Грибификация: легенды Ледовласого

Все остальные, над которыми Герман пытался проделать эту операцию, умерли от кровопотери. Сам же Герман выжил не благодаря медицинской помощи (настоящих врачей в лагере германцев вообще никогда не было), а потому что был мужественнее, храбрее, умнее и сильнее любого другого человека в мире. Герман смог остановить кровотечение одной силой своей стальной воли, так гласила официальная легенда.

Теперь отрубленные топором причиндалы Германа украшали собой верхушку железного кола, они были тщательно проспиртованы и отлично сохранились, был заметен даже алый рубец от удара топором. Рубец однозначно подтверждал тот факт, что в момент Обретения Истины Герман был лишен всяких сомнений и страха и оттяпал себе детородные органы одним единственным метким ударом топора.

Сам топор Хрулеев не видел, но по слухам его показывали тем, кто дослужился на элеваторе до самых высоких градусов, во время тайных обрядов дополнительных посвящений.

Железный кол вызывал у Хрулеева отвращение и омерзение, но клетка была гораздо хуже. Клетки Хрулеев боялся.

Клетка висела над площадью на цепях, цепи крепились к проржавевшим нориям, соединявшим силосный бак, где хранилась теперь квашеная капуста, и Молотилку, где Герман молотил провинившихся. Стенки клетки были сделаны из мелкой рабицы, а внутри находились трое детей.

Хрулеева больше всего пугала темноволосая девочка, она лежала на дне клетки лицом вниз. Волосы у нее были того же цвета, что и у дочери Хрулеева и вроде бы даже похожей длины. Но, присмотревшись, Хрулеев убедился, что это не Юля. Эта девочка была младше и одета в джинсовую курточку. Дети не переодевались с того самого дня, когда все началось, Герман тоже вряд ли выдавал пленным детям новую одежду. А значит дочь Хрулеева, если бы это была она, должна была быть в той же толстовке, в которой Хрулеев видел ее в последний раз.

Хрулеев не знал, жива эта девочка в клетке или нет, по крайней мере, лежала она совершенно неподвижно.

Вторая девочка лежала совсем рядом, в клетке было тесно, и она положила голову на спину темноволосой. Эта вторая была рыжей, с веснушками, и быть дочерью Хрулеева точно не могла. Рыжая девочка была еще жива, но очевидно было, что она умирает. Она не двигалась, лишь иногда моргала. Девочка была совсем без одежды, от грудины к самому низу ее живота тянулся свежий багровый кое-как зашитый широкий разрез. Судя по всему, девочку подвергли некоей операции и бросили умирать.

Третьим ребенком в клетке был мальчик лет десяти. Соломенные волосы мальчика, как и у всех детей, были в беспорядке, грязными и засаленными. Но даже сейчас, много месяцев спустя после того страшного дня, когда дети начали убивать взрослых, было заметно, что когда-то этого мальчика очень любили и заботились о нем. Тот страшный день был в мае, но на мальчике были вязаный свитер и ветровка. Хрулеев подумал, что его наверняка одевала бабушка, может быть, погибшая от рук собственного внука.

Мальчик все еще был толстеньким, он определенно был из богатой семьи, кроссовки и джинсы на нем были явно не китайского производства, они запачкались грязью и кровью, но сохранились в целостности. Никаких следов побоев или издевательств на мальчике заметно не было.

Мальчик стоял, запустив пальцы в рабицу, и внимательно смотрел на собравшихся внизу под клеткой людей. Этот мальчик нервировал Хрулеева, впечатанный в мозг за последние месяцы инстинкт требовал немедленно бежать, когда на тебя смотрит ребенок. Но бежать с площади было нельзя, явка на общее собрание была обязанностью для всех, кроме рабов, совсем больных и дежурных часовых.

Хуже всего было то, что Хрулееву казалось, что мальчик в клетке смотрит, не отрываясь, прямо на него. Хрулеев понимал, что собственный мозг обманывает его, что это просто оптическая иллюзия, нечто вроде того обманчивого впечатления, которое возникает при взгляде на перспективы художника Ван Лоо, когда тебе кажется, что нарисованный Амур целится прямо тебе в сердце. Мальчик просто разглядывает толпу снизу, вот и все, он не смотрит конкретно на Хрулеева. Но липкое и тревожное ощущение взгляда мальчика не покидало его, а ясно рассмотреть лицо мальчика, чтобы убедиться в ошибочности своих тревог, отсюда снизу Хрулеев не мог.

В ожидании Германа обитатели лагеря выстроились на площади кругами вокруг сваренной из железных листов и кусков элеватора трибуны, с которой обычно выступал вождь. Обладатели высоких градусов (то есть тех, у которых ниже цифра) стояли ближе к трибуне, так что Хрулеев, которому присвоили самый низкий шестнадцатый градус, оказался от трибуны дальше всех. Вместе с Нелапкиным он сейчас стоял прямо за спинами многочисленных четырнадцатых и пятнадцатых градусов.