Грибная красавица (СИ)

— Довольно! Этого довольно, надеюсь… — Я остервенело толкал дверь, пытаясь открыть. Проклятье, заперто! — Немедленно выпустите меня!

Я не смотрел на Лидию, боясь, что не выдержу.

— Господин инквизитор, вы знаете, что для мужского здоровья крайне вредно воздержание, особенно когда… — Ее голос был тих и вкрадчив, продолжая терзать мой разум и испытывая волю.

— Замолчите! — я заколотил в дверь. — Немедленно выпустите меня, иначе я выломаю дверь!

Лидия вздохнула и отступила:

— Дверь не заперта. В другую сторону. И застегнитесь, сделайте одолжение, не пугайте посетителей…

Я рванул дверь на себя, вылетел из комнаты в коридор, а вслед мне несся ее тихий мелодичный смех, от которого закипала кровь, и туманился разум. Я набегу плотнее запахнул на себе мантию, кубарем скатился вниз по лестнице и выскочил на улицу, не обращая внимания на удивленные лица и вопросительные взоры. Я продолжал нестись, пока не оказался на торговой площади, которая стремительно пустела. Одинокие прохожие и торговцы не обращали на меня никакого внимания, спешно стараясь найти укрытие, поскольку с моря на город надвигалась сизая громадная туча. Я застыл посреди площади, прикрыв глаза и дрожа всем телом, погружаясь в спасительную пустоту молитвы и медитации, и стоял так до тех пор, пока первые тяжелые капли летнего ливня не ударили меня по лицу, смывая уличную грязь и даруя прощение грешным желаниям.

Бонусный рассказ — история Тени

Рисуя смерть

— Простите меня, святой отец, ибо грешна я, — женщина склонила голову перед священником.

— Поведай, что тебя тревожит, и станет легче, — отец Георг был стар, но его ясные синие глаза лучились мудростью.

Он поднял женщину с колен и усадил на скамью со словами:

— Негоже стоять на холодном полу, да и мне легче сидеть. Прошу тебя, дочь моя, расскажи все с самого начала. Я никуда не тороплюсь.

Женщина неловко присела рядом, опустила глаза, ее голос был тих и печален.

— Госпожа смутила мои мысли, и теперь я сомневаюсь. Возможно ли, что она прознала обо мне то, что я сама скрывала от себя? Сколько себя помню, я всегда рисовала что-нибудь. Сначала мои родители не обращали на это внимание, а потом… Я была младшим ребенком, меня всегда баловали и никогда ни в чем не отказывали. Поэтому меня вместе с сестрой отправили учиться рисунку у лучших мастеров. И очень скоро я превзошла учителей, мои рисунки стали заказывать богатые и знатные…

— Тень, твои рисунки изумительны, я никогда не видел подобного мастерства, — подбодрил старик замолчавшую женщину.

— Но хозяйка говорит, что я безумна, потому что другие так не умеют… Вы знаете, святой отец, какое неизъяснимое наслаждение доставляет запечатленная на холсте красота? Я находила ее везде, в любом человеке. Смотрела на рябую тощую девицу, а видела, какая у нее совершенная форма носа. Глядя на уродливого карлика в цирке, я видела лишь его глаза, печальные и до дрожи прекрасные своей глубокой синевой. Замечала толстую крикливую торговку на рынке, а видела ее густые черные волосы, льющиеся тягучей смолой в косе.

В церковь неслышно зашла высокая худая девушка и замерла, услышав разговор.

— Знаете, однажды мне заказал портрет один очень знатный вельможа, княжий воевода, что командовал солдатами, бывал в сражениях, проливал кровь. Этот мужчина до одури боялся тещи, очень старой и богатой помчицы, которая держала в страхе всю семью. Старая карга, как он ее называл, была строгих правил, и брак своей дочери до сих пор считала мезальянсом, хотя у нее уже были внуки и правнуки. Вельможа очень просил угодить с портретом его теще, и я согласилась. Когда я впервые ее увидела, то просто застыла. Для них она была старым чудовищем, которое изводило всю семью бесконечными капризами, а я… Я видела перед собой юную гордую девушку, с изящным профилем и сильным подбородком. А ее глаза! В них было столько огня и упорства, что это просто завораживало… Я написала ее портрет. Только на нем она не была старухой, а вновь стала юной и прекрасной, исполненной затаенного и горького желания. Вельможа сначала возмутился, когда увидел портрет, но я уговорила показать его старой женщине. Знаете, она заплакала! Всегда чопорная, холодная, жесткая, эта женщина плакала, смотря на отражение молодости и утраченных надежд… Мне нравилось видеть красоту в людях и рисовать ее, делая их чуточку лучше. Но потом я потеряла свой дар…

Тень замолчала, а священник ее не торопил. Девица оставалась незамеченной.

— Откуда госпожа узнала, что я любила рисовать на берегу? Не представляю… Она такая странная… Знаете, в природе нет некрасивого, там все прекрасно. Даже ужасная стихия, разрушающая все на своем пути, все равно прекрасна в диком неистовстве, завораживает и сводит с ума. Я обожала рисовать рассветы. Каждый раз восход солнца был другим, иное сочетание цветов, узор облаков, блики на морской глади. А люди… Они прекрасны лишь в своем несовершенстве… А он… Он был прекрасен до совершенства природного явления.