Грибной царь

Свирельников позвал с собой Веселкина, и тот согласился за компанию, хотя снисходительно сообщил, что кассирша его уже водила на «Антимиры», так как у нее постоянно отоваривается завлит этого театра. Соратники мгновенно оделись и бросились из дому. В те годы после одиннадцати вечера улицы пустели, даже вымирали: погасшие витрины, запоздалые автобусы, редкие прохожие и случайные салатного цвета такси, которые почему-то никогда не останавливались, несмотря на горевший зеленый огонек. Все-таки социализм — дневной общественный строй, в отличие от капитализма — строя ночного.

В метро почти никого уже не было. Уборщицы широкими щетками, похожими на телевизионные антенны, мели мозаичные полы. Суровые перронные надсмотрщицы в красных фуражках, после того как раздавалось заунывное объявление: «Поезд дальше не пойдет — просьба освободить вагоны!» — с удовольствием вытаскивали наружу покорных спросонья пьяниц. За пятнадцать минут друзья доехали с «Бауманской» до «Таганки» и долго, задыхаясь, бежали вверх по бесконечному, наверное, самому длинному в Москве эскалатору. Выскочив на улицу, Свирельников сразу увидел возле темного входа в театр Петьку и двух незнакомых девушек, а рядом с ними парней в одинаковых стеганых куртках-пуховиках и дутых сапогах-луноходах. Один из «стеганых», тот, что поздоровей, угрожающе наступал на Синякина, а второй, помельче, приседая, заходил со спины: самый дешевый и подлый прием дворовой драки.

— Петька! — крикнул Свирельников как можно громче и басовитее.

«Стеганые» оглянулись, заметили приближающуюся подмогу и поспешно, но организованно отступили за угол, туда, где Садовое кольцо ныряет в тоннель и высится теперь новое краснокирпичное здание театра, похожее на современный крематорий.

Подошли и стали знакомиться. Девушка по имени Нина была в длинной нескладной афганской дубленке с патлатым воротником из ламы и вытершейся пыжиковой ушанке, что по нынешним временам соответствовало бы недорогой норковой шубке. Другая, назвавшаяся Тоней, выглядела гораздо скромней: в сером пальто с каракулевым воротником и в черной вязаной шапочке. От мороза лица девушек раскраснелись и сделались почти неотличимы друг от друга. Кого из них как зовут, Свирельников, конечно, тут же забыл, да и не пытался запомнить: никакого особенного впечатления с первого взгляда подружки на него не произвели. Разве только одна из них (не то Нина, не то Тоня) была похожа на давнюю школьную любовь — Надю Изгубину.

Узнав, что на помощь к ним прибыли военные курсанты, девушки повеселели.

— А приемам рукопашного боя у вас учат? — спросила та, что напоминала Надю Изгубину и впоследствии оказалась Тоней.

При этом она посмотрела на Свирельникова с ироническим интересом.

— Без всяких-яких! — успокоил Веселкин, закрылся левой и нанес правой короткий удар невидимому противнику.

— Хорошо! — кивнула девушка, не похожая на Надю Изгубину и впоследствии оказавшаяся Ниной. — Они обязательно вернутся…

— Кто — они?

— А ты еще не понял? — нервно засмеялся Синякин.

— Нет. А что такое?

И тут, перебивая друг друга, подруги рассказали о том, что с ними произошло.

Нина и Тоня, студентки филфака, чтобы попасть на «Мастера и Маргариту», уже несколько раз записывались в тетрадки (их вели какие-то люди под дверями «Таганки»), потом ходили в течение месяца на переклички. Но каждый раз, когда наступал долгожданный день продажи, билеты в кассе заканчивались примерно на тридцатом номере, а подружки оказывались в лучшем случае в начале пятого десятка. Наконец кто-то объяснил этим наивным дурочкам, что в театр им не попасть никогда, потому что тут работает мафия: организованные ребята, руководимые каким-то загадочным Млечниковым, держат список, выкупают билеты по госцене, а потом перепродают. На «Мастера», например, вдесятеро дороже.

— Двадцать пять рублей! — сообщил Петька, уже погруженный в ситуацию.

— Четвертак! — ахнул Веселкин. — Не слабо!

И действительно: в любое время суток, в мороз и в дождь у кассы всегда дежурили два-три крепких парня и каждому интересующемуся репертуаром вежливо советовали записаться к ним в тетрадку, а потом не пропускать ни одной переклички. Надо заметить, доверчивых хватало. Но людей можно понять: другого способа попасть на модные спектакли не было, ведь вне очереди билеты могли получить только Герои со звездами, инвалиды войны и некоторые ответственные работники, обладавшие специальными красными книжечками с отрезными купонами, предназначенными для приобретения зрелищных дефицитов. У Валентина Петровича, кстати, такая книжечка имелась, однако в ту пору Полина Эвалдовна пребывала в ссоре с сестрой и строго-настрого запретила дочери обращаться к дяде за любой помощью.