Грибоедов

28 марта генерал Паскевич занял пост, прежде принадлежавший Ермолову. Дибич уехал разочарованный. Ермолов и Денис Давыдов проиграли. Последний пытался удержаться при новой власти, просил себе хоть какую-нибудь команду, но Паскевич был непреклонен. Он видел в Давыдове прежде всего родственника и приверженца Ермолова, и тут даже Грибоедов не сумел его убедить в полезности Дениса Васильевича на войне. Паскевич полагал, что на войне-то он и сам справится.

А вот во всем прочем помощь ему была нужна. 4 апреля он официально отдал в распоряжение Грибоедова дипломатические сношения с Ираном и Турцией и уведомил Нессельроде о том, что любые награды Грибоедову Паскевич сочтет личным себе одолжением, так что пусть министр не упустит шанса. Неофициально он свалил на Грибоедова всю работу по гражданскому управлению краем, все переговоры с горцами, англичанами, всю деловую и даже частную переписку (ибо сам был очень неграмотен на всех языках). Грибоедов отказался только писать за него сугубо личные письма к портным и тому подобные.

Прежде чем Александр в полной мере оценил размах предоставленных ему полномочий, он был несказанно обрадован приездом Льва Пушкина. Этот повеса принимал самое серьезное участие в событиях на Сенатской площади, помогая Одоевскому в командовании заградительной цепью, однако, несмотря на заметную внешность, несмотря на родство с опальным поэтом, умудрился выйти сухим из воды и огня. Он даже не привлекался к следствию, и на Кавказ явился добровольно юнкером в поисках приключений и заодно подальше от кредиторов. По безалаберности он забыл привезти Грибоедову рукопись нового сочинения своего брата — «Бориса Годунова», — уже запрещенную цензурой. Точнее, император, назначивший себя личным цензором всех трудов Пушкина, посоветовал ему переделать драму в роман в стиле Вальтера Скотта. Пушкин ответил, что оно, конечно, было бы недурно, но уж пусть остается, как есть. Слава «Годунова» от этого только усилилась, и Грибоедов давно мечтал его прочитать. Рассердившись на невнимание Лёвушки и от души радуясь его приезду, он вспомнил былые шутки и принял его по-неприятельски: усадил между собой и выходом и во все время визита стрелял в дверь из пистолетов, пробив ее насквозь сверху донизу. Однако Льва такие мелочи не могли смутить, и он просидел у друга долго, прочтя ему наизусть — в виде извинения — начало «Бориса» (он знал на память все, написанное братом).

Отпустив его с пальбой в полк, Грибоедов занялся делами. Он сразу понял, что перед ним внезапно развернулся небывалый простор для деятельности истинно государственной. Персидская его торговля, совместная с Александром Всеволожским, пошла прахом с началом войны, терпела убытки и разорилась бы, не будь Всеволожский так богат. Но на смену ей Грибоедов получил в управление весь Кавказ и Закавказье, притом без всякой ответственности, лежащей на Паскевиче. Теперь он мог посылать любые письма с фельдъегерями, под видом официальных, ибо Паскевич подписывал все, что ему подавал родственник, не читая (а иной раз в избытке усердия подписывал даже то, что не следовало: например, записки, обращенные к нему самому, — получались доклады к Паскевичу за подписью Паскевича же!). 16 апреля Грибоедов отправил Булгарину срочное требование: «Пришли мне, пожалуйста, статистическое описание, самое подробнейшее, сделанное по лучшей, новейшей системе, какого-нибудь округа южной Франции или Германии, или Италии (а именно Тосканской области, коли есть, как края наиболее возделанного и обустроенного), на каком хочешь языке, и адресуй в канцелярию главнокомандующего на мое имя. Очень меня обяжешь, я бы извлек из этого таблицу не столь многосложную, но по крайней мере порядочную, которую бы разослал нашим окружным начальникам, с кадрами, которые им надлежит наполнить. А то с этим невежественным чиновным народом век ничего не узнаешь, и сами они ничего знать не будут. При Алексее Петровиче у меня много досуга было, и если я немного наслужил, так вдоволь начитался. Авось теперь с Божиею помощью употреблю это в пользу».

В какой-то момент Грибоедов решил, что его неофициально сделали гражданским губернатором Тифлиса! Он предложил Паскевичу создать орган официальной печати в Грузии — газету «Тифлисские ведомости», которая сообщала бы населению более точные сведения о делах и намерениях властей, чем обычные базарные слухи. Это не могло устроиться быстро, поскольку требовало одобрения Петербурга. Он реформировал, по просьбе Паскевича, Тифлисское благородное училище. Он составил проект отстройки города на случай очередного мощного землетрясения; при этом настаивая на следовании местным архитектурным образцам, с балкончиками и лоджиями, вместо возведения домов унылого петербургского вида. Затем он сочинил таблицы по булгаринским образцам и разослал их начальникам, чтобы выяснить состояние экономики края. Однако смена экономического курса в Закавказье, решительно направлявшегося Грибоедовым на освоение, а не разорение Грузии, была не столь неотложна, как смена политического курса.