Гридень 3. Экспансия

Что же касается Польши… Даже не смешно. Там сейчас такая смута всех со всеми и отпрысков Болеслава официальных столько много, что только сумасшедший может мечтать чего-то добиться в польских землях. А еще я понял, почему кроме прочего скрывалось происхождение Агаты и Лешко — они были католиками. Но я же православный.

— Ирина брюхатая от тебя? — после очередной паузы в разговоре прервал тишину Алексей.

— Не знаю, — скупо, но правдиво ответил я.

У нас состоялся серьезный разговор с Рахиль. В сущности, я провел с ней, практически не отходя от женщины, два дня до перехода через Великую Стену. Это общение не было какой-то идиллией. Я принял на себя заботу об Ирине, именно этим именем она предпочитала называться, но до сих пор не могу воспринимать ее как вероятную свою единственную спутницу по жизни. Даже сексуальное влечение не испытываю, хотя желать беременную как-то не очень.

Ирина-Рахиль после долгих отпираний, слез и даже истерик, возникавших сразу после того, как я заводил разговор о ее пребывании в плену, все же призналась. Да, ее насиловал в первые дни после пленения, какая-то степная мразота. Был бы он жив, а не казнен ханом, то занял бы свое место в списке моих врагов.

Даже не представляю, какое может быть будущее у Рахиль. Допустим, она не будет нуждаться материально ни в чем, но какое будет место в моей жизни у этой женщины, я не знаю. Рассчитывать на то, что я просто буду с ней спать, приятно проводить время, не стоит. Я, тысяцкий христианского Братства, и пора бы озаботиться своим моральным обликом, разобраться с теми женщинами, что меня окружают. Марту нужно выдать замуж, предложив за нее ценное приданное. Улиту тоже нужно выдать замуж. И тут вопрос: не за меня ли?

— Дядька Алексей, а ты ничего не рассказывал о своей семье, — спросил я.

Родич не сразу ответил. Его глаза увлажнились и стали словно стеклянными.

— Любава была единственной дочерью тысяцкого из града Оскола. Я часто был в походах, ходил в степь, Любавушка в это время переезжала к отцу. Один раз не доехала. Была уже непраздная, ехала в Оскол, чтобы там разродиться дитем… — нехотя, выжимая из себя каждое слово, говорил Алексей.

— Половцы? — спросил я.

— Они, — ответил родич. — Два года минуло с того. Тогда и начались распри с князем Игорем Ольговичем. Он запретил месть, видимо, уже тогда планировал решать свои вопросы с помощью половцев.

— Так в Курске же сын Юрия Владимировича Ростовского княжит Иван Юрьевич. С чего бы решает Игорь? — не понял я политических раскладов.

Оказывается, только ради союза с Ростовом Ольговичи отдали Курское княжество в кормление сыну князя Юрия Владимировича. Однако, при этом Курск, Оскол и другие города Курской Руси, оставались практически под влиянием Ольговичей. А Иван Юрьевич пошел на уговор, что будет присылать свою дружину именно Игорю Новгород-Северскому. Усложняют все русские князья.

Еще больше убеждаюсь, что нужна четкая система с выделением не номинального лидера, который ни на что не влияет, а лишь носит титул великого князя, а важно создать единоначалие. Хотя в этих условиях, дуумвират подходит более всего. Между тем нужна система и правопорядок и как бы это не ударило и по мне.

— Я слышал, что Иван Юрьевич Курский сильно заболел и может и преставиться, — добавил родич.

Нужно будет подробнее разузнать о той ситуации, что сейчас в Курске. Этот регион очень важен в том числе и для обороны от половцев и как плацдарм для экспансии на Степь.

— Киев! — прокричали впереди.

Наконец-то добрались.

Въезжать в столицу мы собирались через Золотые ворота, но нас не пропустили. Причину я узнал только позже. Через них должен был въезжать митрополит Климент. При этом его сопровождали четыре епископа, крестный ход множества православных.

А умеет эпатировать Климент Смолятич! Таким вот мероприятием он показывает всем, что законный пастырь земли Русской, что паства с ним. Византийцы оставались в Киеве и, скорее всего, продолжали наседать на киевского князя, указывая, что без разрешения Константинопольского патриарха нельзя стать митрополитом Киевским.

Так что входили мы через другие ворота, и сразу же меня направили к великому князю.

— В гостиных дворах располагайся. Там за старшего я оставлял своего десятника Боброка. Найди с ним общий язык. Я к великому князю, — сказал я Алексею.

— Каким важным стал! — усмехнулся дядька Лешко, когда я уже удалялся.

В сопровождении двух ратников, которых выделил десятник стражи на воротах, я отправился на Брячиславово Подворье. Мы стремительно шли к резиденции князя, словно ледокол колет льды и раздвигает их, так и мы пробирались через людские потоки. Все-таки в стольном граде происходили нетривиальные события.

На улочках Киева чаще всего можно было встретить людей с крестами в руках. Догадывался я, что Климент не простой человек, но, чтобы настолько… Он же для своего становления будто использует методички из далекого будущего, в которых напечатано, как правильно манипулировать общественным мнением и управлять толпой.