Все молчали и смотрели на меня. Отчетливо я чувствовал и взгляд византийского посланника, который вновь прибыл в Киев и, видимо, с какими-то предложениями, которые пока держатся в тайне. Это взгляд был скользкий, ухмыляющийся, неприятный. Но я раньше несколько вызывающе говорил с ромеем, может припомнил?
Мне нужен свой человек при дворе великого князя, неуютно чувствую себя при недостатке информации.
— Есть то, в чем я серчаю, есть то, за что я благодарю. Будут почести и для тебя воевода, но после пира, — сказал Изяслав и как-то странно, с укором посмотрел на меня, будто «ты сам виноват».
И в чем? В том, что княжна меня выделила?
А благодарить меня было за что. Мой холм стал, на следующий день после прибытия первого подкрепления, опорной базой для всего войска. Не только этот холм, но и пространство на несколько верст было скоро заполнено войсками Изяслава Киевского.
Между тем, я не участвовал в главном сражении. Почти что. Так вышло, что одним из флангов был именно мой укрепрайон. Вот отсюда и началось наступление на мятежников. Как именно происходила главная сшибка основных сил, я мог видеть только издали. Для меня те массы воинов казались тогда муровьями, которые стремятся убить друг друга. Муравейник бился с другим муравейником.
Еще до начала битвы из стана Игоря Ольговича ушел с тремя тысячами кипчаков хан Башкорд. Вроде бы они должны были ударить во фланг силам Изяслава, но хитроумный, или трусливый, хан, повел своих воинов прочь. Стоит ли говорить о том, что оставшиеся кипчаки рвались в бой? Нет. В стане врага царило недоверие и прямая враждебность. В таких условиях Изяслав со своими свежими силами ударил смело и решительно.
С другой же стороны, бродник Лют, усиленный двумя сотнями моих людей, с помощью плотов и всех наших ладей, отошел вверх по течению и обрушился на тыл войск Игоря Ольговича, внося дополнительные факторы для паники и сумятицы. Таким образом, нами, ну вместе с бродниками, была захвачена часть богатых обозов мятежников.
А после еще две недели погонь, уничтожения мелких отрядов, как половцев, так русичей, отправка союзных половцев и бродников в Шарукань. Там, в степи, до сих пор ищутся половецкие Орды, из тех, что участвовал в набеге на Русь и уничтожаются. От Братства в этом деле участвуют поправившийся Алексей, Стоян, Боброк, а вот Богояра я отправил во Владово. Еще, условно за меня, но, скорее, прикрываясь Братством, в степи «гуляет» муромский князь Глеб. Ох, и стонет же сейчас Степь, лишенная большей части своих защитников!
Ну а великий князь, после разгрома своего главного врага, который пал смертью храброго, Игоря Ольговича, решил сперва отпраздновать победу, а после начать наступление на Чернигов, Брянск и другие мятежные города. Тем более, что нужна была перегруппировка. К примеру, младший брат Изяслава прислал из Пскова новый отряд в семь сотен человек, Туров прислал людей, другие города и веси. Андрей Юрьевич прислал почти тысячу ратных. Победителей любят, к ним примыкают. Так что великий князь собирает новую армию, не отзывая большую часть своих сил из степи.
Там свои расклады. Андрей, видимо, собирается войти в коалицию со Псковом и прижать Новгород. Поэтому и проявляет максимальную лояльность общерусским делам.
Так что перегруппируется войско, пополниться, примет Киев награбленное со Степи, и вперед, за новыми победами для установления единовластия на Руси.
— Что же ты молчишь, воевода? Али не по нраву слова мои? Так чего же нам быть плутливыми, я прямо говорю тебе, чем доволен, а чем нет, — сказал Изяслав Мстиславовичем.
Да, я молчал. Делал это, чтобы собраться с мыслями от такой отповеди, и не наговорить много лишнего. Он хочет напрямую? Так и я могу. Мало того, это нужно сделать. Если никак не ответить сейчас князю, то можно сильно уронить не только своей авторитет, но и авторитет Братства. Но и перегибать палку нельзя, я же не мятежник какой и не собираюсь ссориться с властью.
— Когда я, теряя каждый день десятую долю от числа своих воинов, или еще больше, стоял за Русь, за веру нашу православную, за тебя, великий князь киевский, то не думал о наградах, я думал только об одном, чтобы честным оставаться перед долгом своим и перед словом своим. Я ждал помощи, при этом бил врага, три тысячи мятежников и половцев мы убили, а помощь пришла тогда, когда только Господь вразумил… — я не стал говорить кого именно.
— Да как ты смеешь? Ты сам вызвался идти на разведку. Мог и сбежать. Кто знал, что выстоишь столько! — выкрикнул великий князь.
В воздухе повисла напряженная тишина. Внутренне я был готов к любому развитию событий. Краем зрения я нашел Геркула, который так же был приглашен на пир. Как я понял, послу византийского императора захотелось, чтобы за великокняжеским столом сидел еще один грек. Я и не против. Геркул проявил себя хорошо. Плохо было только то, что мы с ним несколько холодно стали относится друг к другу, когда пару раз я указал витязю, который, между прочим, остается в Братстве, на субординацию. Может и чуть грубовато это сделал.