Гридень. Начало (СИ)

А нет его, сломался, как сломалась психика людей. Буйство толпы, когда отдельный киевлянин перестает быть индивидом, но превращается в маленький механизм, часть большой машины. Бездушной, безумной машины, без отдельного сознания, но с общим, коллективным, примитивным. Убей всех, чтобы выжить!

И все это буйство замешано на религиозности, как это ни странно. Человек совершил преступление в святой День Пасхи! Теперь преграда снята, страхи сменились ожесточением. Нынче только дорога в Ад, так чего сдерживать в себе бесов?

А кто-то вообще помнит о целях восстания, что собирались скинуть Ольговичей, чтобы пригласить Мономаховичей? В тех местах города, через которые мы пробирались, возможно и забыли зачем все это безумие начиналось. Наверняка, там, у Золотых ворот, помнят еще. Для тех киевлян, что устремились к Георгиевскому монастырю и кто там сражается, умирает за свои идеи, Всеволод Ольгович, бывший нежелательным, превращается в абсолютное зло.

Я понял, почему главная арена сражения находится именно у Золотых ворот. Горожане поголовно поверили, что где-то рядом находится князь переяславльский, Изяслав Мстиславович. Жители Киева хотят открыть ему эти врата, символизирующие Иерусалимские, через которые Иисус Христос въезжал на своем осле в город. Так и Изяслав должен въехать в Киев.

А еще, Золотые ворота намного проще защищать. Это, по сути большая вежа, или маленькая крепость. Человек пятьдесят защитников могут удерживать ворота очень долго, если только в наличии достаточно дистанционного оружия.

В какой-то момент, надышавшись угарным газом, насыщенным уверенностью киевлян, что придет Изяслава, я даже сам начинал думать, что так и произойдет. Пусть этот слух и пошел от меня, но подобный факт ведь не исключает то, что возле города, как и в самом Киеве, должны быть представители, осведомители, шпионы Изяслава Мстиславовича. Уверен, что в стольном граде есть и те, кто докладывает другим князьям, в Смоленск, или Ростов.

Но так быстро среагировать Изяславу вряд ли дано. Нужно собрать дружину, оголить границу со Степью, разослать по малым крепостицам вестовых, чтобы те передали приказы дружинникам на сбор. А после еще и дойти до Киева. И пусть Переяславль находится не так далеко, но дня три для перехода понадобиться, если не больше.

Софийские ворота мы прошли без серьезных проблем. Тут были люди, но, скорее те, кто не сражаться хотел, а бежал из города в противоположном направлении от главных сражений за Киев. Так что организованный отряд хорошо вооруженных воинов с хмурыми лицами, пропускали, лишь изредка взывая к чести и милосердию защитить. Были несколько женщин, которые пытались вручить своих младенцев нашим дружинникам, чтобы те спасли хотя бы детей. Дым становился для людей большой проблемой, он пугал, затуманенные головы принимали крайне спорные решения, как те, когда матери отдавали своих детей.

Я изнывал от недостатка информации. Не люблю такие моменты, когда не все понятно и нет логичного объяснения обстоятельствам и поступкам. Зачем отдавать детей, зачем тут, у Подола толпиться, если можно выйти из города и спокойно переждать бурю в ближайших лесках, или заводях? Ответ нашелся тогда, как мы подошли к Подольским воротам.

— Всем стой! — закричали впереди, дублируя приказ князя, который, пусть и кричал, но его слова тонули в плаче и стоне толпившихся рядом с нами людей.

Началось томительное ожидание. Как там говорили в таком далеком будущем? Сложнее всего ждать и догонять. Так вот, я бы лучше догонял, чем ждал в такой обстановке всеобщей паники и горя. Во мне просыпалось то самое стремление, жажда, защитить, уберечь, прикрыть собой, чувство, которое некогда подвигло меня выбрать стезю военного, ну и наемника чуть позже. Огрубел я не сразу, а повидав всякого на войне.

Только минут через шесть-семь Никифор подскакал ко мне и еще трем десятникам и стал доводить информацию. У них с Боромиром и князем состоялась что-то вроде «летучки» не слезая с коней.

— Ворота удерживают великокняжеские стражники. Они пропускали горожан, но на тех стали нападать какие-то тати. Как только уходят обыватели в лесок, или чуть подальше от крепостных ворот, то на них нападают… половцы, — сообщил полусотник.

Мне кажется, или тут, чуть что не так, то виноваты половцы? Может это так отрабатывает какая банда из самого Киева, по примеру той, что хотела поживиться и за счет меня, там, на поляне у Глебова двора.

— Что скажете? — спросил Никифор у всей полусотни.

Наделение меня чином десятника, да еще вместо погибшего Мирона, означало, что теперь в моем подчинении не девять новиков, а еще и двенадцать ратников. И пусть они смотрели на меня, как Ленин на буржуазию, это не важно. Хотят скинуть меня? Пусть бросают вызов, или идут жалуются князю, словно малые дети, а не мужественные воины. В целом, несколько безразлично мнение десятка покойного Мирона, мне не взгляды влюбленные нужны, а работа, и мы работать будем пуще прежнего, даст только Бог выбраться спокойно из Киева.

— Якун, чего молчишь? — спросил Никифор у одного из десятников.