Гриф

- Вот именно, - вдруг заволновался министр, наливаясь кровью, его большая голова с пышной шевелюрой мелко затряслась, - никакой химии! А мне говорят - почему такой урожай? А где удобрения, я спрашиваю? Дайте мне удобрения, и я дам вам урожай! А они говорят, мы вам дали удобрения, где они? А я говорю...

- Успокойтесь, успокойтесь... Вам нельзя волноваться. Никаких научных споров, никаких производственных совещаний. Говорите о спорте, искусстве, о женщинах, наконец. Но ни слова про удобрения!

- Что с ним? - спросила Марина, когда они отошли на пару шагов от бывшего министра.

- Тот же делириум. К нему приехала вначале пожарная машина.

- Почему?

- Он разбил окно и кричал на всю улицу "Пожар! Пожар!".

- А что, пожара не было?

- Конечно. Померещилось. И на носилках, когда его специальным "галстуком" привязали, все кричал: "Берегитесь! Стены падают! Сейчас кровля рухнет!" А санитаров принимал за членов коллегии министерства. В машине провел "заседание". Санитары потом очень смеялись. Но, конечно, наши сотрудники дают подписку о неразглашении. Такие люди... Надо быть аккуратными с информацией. Вам все - только для сведения. Если напишете с именами, - проклянете маму, которая вас родила. У нас с этим строго.

- Я поняла. Я - аккуратно, - пообещала Марина.

- Эти все уже пошли на поправку, - заметил не останавливаясь Моров. А вот у этого нашего пациента болезнь еще не купирована. Он поступил вчера.

- Ой. Но я вчера смотрела по телевидению его программу "Панорама". Это же...

- Никаких имен, - предупредил Моров. - Да, это Олег Ковалев, известный телеобозреватель. Но и на старуху бывает проруха. Слава, напряженный труд, большие деньги, влияние... И вот - все чаще наш телегерой прибегает к спиртному. Перед вами - результат длившейся неделю белой горячки.

- Как неделю? Я вчера его видела.

- Это была запись, сделанная перед срывом. В понедельник он сделал черновой вариант обзора. И - сорвался. Потом на студии в его обзор добавили репортажи, свежие съемки, оперативные сюжеты, смонтировали... А он уже у нас был. Смотрел себя по телевизору и вот так же рыдал.

Знаменитый телеведущий рыдал громко и безутешно.

- Еще за два дня до срыва, - говорил шепотом Моров, разминая своими сухими тонкими руками большие крестьянские руки телекомментатора, - он был весел, остроумен, шумен. И вдруг, видимо, после сильного перенапряжения на работе, выпил дома подряд два стакана виски, и его "понесло": плач, рыдания, крики, депрессия. Он ужено жалел себя за что-то.

- Это не про него писала наша газета?..

- Про него...

- А не про него Жириновский в Госдуме?..

- Про него...

- Тогда я понимаю, почему ему так жаль себя. Талантливый человек...

- У нас почти все талантливые. А ему уже лучше. Вчера он еще звал маму.

- А мама почему не приходит?

- Она три года как умерла.

- А...

- Теперь ему лучше.

Словно оспаривая это утверждение, телеведущий поднял на доктора заплаканное лицо и жалостно прошептал:

- Мама, мамочка...

- Добавьте трипронитад, вместо одного укола сделайте две инъекции, приказал доктор ординаторше, подобострастно застывшей с блокнотом у двери. - И через час ко мне в кабинет, на сеанс гипноза. Мы поднимем его на ноги.

- Скажите, профессор, а гипноз не оказывает негативного воздействия на психику, на подсознание?

- Что вы имеете в виду? - насторожился профессор.

- Ну, медикаментозное воздействие, сеансы гипноза... Эти люди вернутся на свои рабочие места, но не останутся ли они под вашим воздействием? Вы стараетесь, чтобы у них не возникало привыкания к "химии". А к вашему психическому воздействию не будет привыкания?

- Главное - снять состояние бреда, страха, - словно не слыша вопроса Марины, пробормотал Моров, но по тому, как он на нее взглянул, она поняла, что вопрос профессор расслышал и игнорировал его не случайно. - Приступы белой горячки, или, как мы ее еще называем, "белочки", возникают обычно с наступлением сумерек. Сегодня экскурсия закончена, - вдруг заявил он. Встретимся послезавтра.

КНЯЗЬ. "ОПЕРАЦИЯ "ВНЕДРЕНИЕ

Уходя от "высотки", в которой до недавнего времени жил полковник Верестаев, Князь четко фиксировал все нештатные детали, все лица и жесты людей, увиденных им из окна машины, представляющие оперативный интерес. И, конечно же, он засек бегущих к месту падения полковника. Визг тормозов, собровцы, "скорая помощь"... Все происходящее было в рамках штатной ситуации. А вот лица двух людей, мелькнувшие за окном машины на выезде со двора, были, что называется, нештатными.

Во-первых, они внимательно и спокойно смотрели на машину, а не в глубь двора, где лежало тело полковника.

Во-вторых, они внимательно смотрели именно на машину Князя, а не на приближающиеся ко двору машины "скорой помощи" и "канарейку" с собровцами.

В-третьих, они смотрели внимательно и спокойно, оценивая ситуацию и обстановку.

"Значит, я все правильно сделал. Значит, меня проверяли. Если бы я не отомстил Верестаеву, то вызвал бы этим подозрение".