Григорий Потемкин. Его жизнь и общественная деятельность

В 1775 году, во время празднования Кучук-Кайнарджийского мира, Потемкин был возведен в графское достоинство и уже в марте 1776 года, по усердной просьбе к германскому императору самой Екатерины, пожалован в княжеское достоинство Священной Римской Империи с титулом “светлейшего”. Иностранные государи, по настояниям своих представителей в Санкт-Петербурге, наперебой старались выказать ему свое благоволение, награждая высшими знаками отличия, и только Георг III, представитель “гордого Альбиона”, не соблаговолил снабдить Потемкина орденом Подвязки. Милости лились целым потоком не только на самого Потемкина, но и на его родственников. Мать его была пожалована в статс-дамы, сестры и племянницы тоже были приближены ко двору, и последние получили придворные звания. Эти знаменитые племянницы, пользуясь положением дяди, эксплуатировали доброту государыни, а также срывали все, что возможно, с самого “светлейшего”, отношения которого к этим родственницам не допускают сомнения в том, что он и относительно их не выходил из роли Дон Жуана.

Слава могущественного князя уже за эти два первые года его повышения гремела по России. Московский университет, исключивший из числа своих студентов Потемкина “за леность и нехождение”, воспевал нового сановника в высокопарных латинских виршах. Сумароков и Херасков превозносили его как мецената. Митрополиты и архиепископы обращались к нему с почтительными письмами и просили его ходатайств. Протоиерей Алексий посвятил князю свое сочинение “Церковный словарь”.

С первых же дней своего повышения Потемкин показал, что он совсем не хочет быть только “мебелью” при дворе; подобная роль для честолюбивого, гордого князя, человека такого ума, являлась неудобной. Мы видим, что уже в эти два года почти ни одно решение государыни не обходится без совета с ним, многое делается по его инициативе, так что в сущности он является главным ее советником и притом советником авторитетным. Нужно сказать, что многие его действия были исполнены известного такта и благородства, исключавшего представление о его “черной” зависти ко всякому успеху, сделанному помимо него. Так, он настоял на усилении армии Задунайского новыми подкреплениями из России и о нестеснении его инструкциями. Зная еще силу Никиты Панина, он очень ловко доказал свою услужливость последнему, устроив командировку брата его, Петра Панина, для окончательной расправы с пугачевцами. К этому же времени (1775 год) относится и уничтожение Запорожской Сечи, произведенное по мысли и инструкциям Потемкина. Это гнездо смелых бандитов, нападавших на своих и чужих и грабивших безнаказанно магометан и православных, не могло быть терпимо в благоустроенном государстве. Генерал Текеллий с сильным отрядом явился в Запорожье и занял место, где помещалась Сечь, войсками. Вероятно, уже и в это время государыня познакомилась с обширными планами Потемкина о борьбе с Турцией, об организации наших окраин, примыкавших к этой стране, о заселении Новороссии и расширении пределов России до Черного моря и владычестве ее на последнем. Мы подробнее скажем об этих планах в следующих главах, здесь же упомянули о них, чтобы объяснить титул “генерал-губернатора Новороссийского”, которым именуется Потемкин еще с конца 1774 года.

Но набегали тучки и на счастье “светлейшего”. Его возвышение было так необычайно, власть так громадна, надменность так велика, что у него, кажется, не имелось приверженцев в придворных сферах; все были против него и выискивали случай заменить неприятного любимца более удобным человеком. И эта борьба одного князя с целым сонмом врагов, повторяем, указывает нам, какими огромными силами и влиянием на государыню обладал этот человек. Тем не менее трудно было и Таврическому держаться постоянно на одинаковой высоте власти. Уже в 1776 году у Потемкина явился соперником Завадовский, вместе с Безбородко взятый государыней из канцелярии Румянцева к себе в секретари. Особенное благоволение государыни к Завадовскому уязвило в самое сердце Потемкина, не терпевшего совместников. Он уехал на некоторое время из столицы, и все уже думали, что его могуществу пришел конец. Но князь, вернувшись, сразу, как гигант, разорвал все интриги и сети врагов: он опять безраздельно завладел вниманием государыни и влиянием на дела.

Князь заложил прочный фундамент в душе императрицы. Для того чтобы судить о расположении к нему государыни и доверии к его уму, что и было главной причиной могущества временщика, стоит только прочитать письма Екатерины; в них встречается масса самых лестных эпитетов и самых дружеских пожеланий, с уверениями в неизменном благоволении, и эти письма тянутся длинной полосой, не изменяя своего дружеского тона до самой смерти князя. Уверенный в своих силах и неизменном расположении к себе императрицы, Потемкин мог смело решиться на самые грандиозные и несбыточные планы, на которые у других его современников не хватало ни силы, ни отваги, ни фантазии.

Глава III. Актив и пассив “князя Тавриды”